Лес проклятых
Шрифт:
Этого только не хватало! Воры! Да не один, а сразу двое.
Ира нащупала в углу бабушкину палку и распахнула дверь. Прямо перед ней стоял кто-то в черном. На звук открывающейся двери этот кто-то дернулся, что-то зазвенело, и темная тень юркнула по коридору к террасе. Ира пробежала за ним несколько шагов и, споткнувшись, упала. Чей-то голос… Мимо нее мягко проскочило что-то небольшое, цапнуло ее за руку и тоже исчезло на террасе. Тренькнули стекла, хлопнула дверь. На трясущихся ногах Ира дошла до выхода, подергала дверь. Она была закрыта, и даже
Воры… призраки… инопланетяне… глюки… Последнее – вернее. Но рука болела. Сама поцарапалась, когда упала? Спросонья что-то привиделось?
Знакомый до последнего гвоздика дом вдруг стал чужим и неприветливым, и ей захотелось спрятаться от него, накрыться одеялом с головой.
Ира бросила палку, озираясь, вернулась в коридор, оттуда юркнула за дверь и плотно ее за собой прикрыла. Так лучше, так надежнее. Это там ходят, а здесь все свои…
– Не спится? – хрипло спросил свесившийся с печки Павел.
– С тобой поспишь, – зло ответила Ира, устраиваясь на пролежанном диване.
Проснуться она ухитрилась позже брата. Его уже не было на печке, когда она выбралась из постели. Тело ныло после вчерашних приключений, колени саднило.
Ира посмотрела на свои руки, где, вперемежку с зелеными пятнышками, виднелись три ярко-красных свежих рубца. Следы кошачьих когтей. Неужели она вчера кошку приняла за вора? А большой и черный – это кто был? И давно ли у нас кошки говорить научились? Уж она-то отличит кошачье мяуканье от человеческого голоса. Об этом срочно надо кому-то рассказать!
Катька лежала поперек их широкой кровати, скинув одеяло. На звук шагов она повернула голову.
– Катька, ты как?
– Ирка! Ты нашлась?
Катя потянулась к сестре. Как же за один день похудела ее рука! Ира с удивлением смотрела на Катю и не узнавала ее. Было такое ощущение, что младшая болеет не один день, а уже целый год. Осунулась, щеки ввалились, глаза очерчены темными кругами, руки стали белыми и как будто прозрачными. Казалось, что Катя не болела, а таяла, испарялась. Еще чуть-чуть, и она исчезнет совсем.
Ира замотала головой. Этого не может быть! Что это за неведомая болезнь творит такие безобразия?
– Я-то нашлась, а ты как? – проворчала она, усаживаясь на кровати.
– Ничего не болит, только сил совсем нет и температура почему-то держится, – прошептала Катя.
– Тебе, может, чего-нибудь принести? – нахмурилась Ира. – Хочешь морковки? Или чаю с сахаром?
– Посиди со мной. – Катя слабо шевельнула рукой. – Где ты была?
Ира поерзала, закутываясь в одеяло, набрала воздуху, чтобы начать рассказывать, – и замерла. А что она скажет? О мальчике с собакой, похожей на волка, о просеке, о добром Паше, оставившем ей платок, о Воронцовке? Об их ночных гостях? Какой смысл рассказывать, если Катька встать не может. Не в силах она пойти с сестрой и во всем разобраться.
Ира рассеянно посмотрела в окно. У крыльца стояла цыганка.
– Чего-то она стала у нашего дома ходить? – вместо рассказа
– Она и вчера весь день под окнами торчала. – Катин голос стал бесцветным, слабым. – К ней даже баба Риша выходила.
– Чего хочет? – Ира привстала, чтобы лучше рассмотреть, что происходит на улице.
– Не знаю. – Катя медленно перевела взгляд на потолок и отрешенным голосом произнесла: – Мне кажется, что она специально меня заколдовала. Узнала, что это я ходила тогда за молоком, и теперь сживает со свету. Знаешь, – она привстала на локте, – Валя мне теперь по ночам снится. И комната та тоже снится. Я уже почти вижу, кто сидит за столом, но в последний момент просыпаюсь. Теперь вот и тебя кто-то по лесу водил. Это колдовство!
При этих словах свежие царапины на Ириной руке запульсировали от легкой боли.
– Глупости, – сказала она, пряча руки под себя. – Подумаешь… В лесу заблудилась – бывает. Глюк там же словила – тоже понять можно. А ты простудилась – больше ничего. Завтра будешь здорова. И пусть эта цыганка ходит. Они здесь уже незнамо сколько живут, ей больше и ходить некуда. Что она может сделать? Ничего! Походит и перестанет.
Хлопнула дверь. Обе сестры вздрогнули.
– Эй, есть кто-нибудь?
Ира соскочила с кровати. На пороге стоял Артур, в руках он держал банку с молоком.
– Чего за молоком не идете? – спросил он сурово. – Мать ждала, ждала… – Он поставил банку на стол. – Где тебя вчера носило? Мы весь лес прочесали.
– Заблудилась. – Ира покосилась на молоко. – Шла, шла – не дошла. К Воронцовке вышла.
– А там что?
– Ничего. – Ира не спускала глаз с банки. Ей вдруг показалось, что если она до нее дотронется, то молоко почернеет. – Бабка и два мужика – вот и вся деревня.
– Чего уставилась? – насупился Артур. – Не нравится?
– Оно, случайно, не отравленное? – прищурившись, спросила Ира.
– Совсем сбрендила в своем лесу? С чего вдруг оно будет отравленным? – возмутился цыганенок.
– Я знаю, вы молоко специально травите, чтобы людей своими рабами делать, – глядя на Артура исподлобья, произнесла Ира.
– Не нравится – не покупайте, – пожал плечами Артур, цепким взглядом окидывая кухню. Уходить, как видно, он не собирался.
Ира в упор посмотрела на загорелое лицо цыганенка. Спутанные черные волосы упали на лоб. Серая футболка, запыленные обрезанные джинсы, растоптанные сандалии, грязные руки с черными ободками под ногтями.
– Не нравится! – с вызовом произнесла Ира. – Ты чего приперся?
– Молоко принес, – спокойно ответил Артур, продолжая оглядываться.
– Принес – катись отсюда, – наступала на него Ира.
– А банку? Банку отдай, – тянул время цыганенок.
– Так ты из-за банки стоишь? – растерялась Ира. Во что бы его перелить? За бидоном нужно идти на улицу. Оставлять тут Артура одного ей не хотелось. Еще к Катьке полезет…
– А что мне еще делать? – без всякого интереса пробормотал цыганенок, расхаживая по кухне.