Лес Рук и Зубов

Райан Керри

Время от времени Джед хватает меня за руку и возвращает на середину тропы. Он понимает, откуда эта скорбь на моем лице. Почему по моим щекам до сих пор бесшумно катятся слезы — спустя три дня после смерти Трэвиса.

Его жену заразили Нечестивые. Он тоже убил любимую.

Сзади продолжает бушевать пламя, заставляя нас двигаться вперед. Все вокруг покрыто пеплом, мир стал серым и угрюмым. Воздух густой, дышать им сложно, и от этого мы шагаем все медленнее и медленнее.

Никто не осмеливается заговорить о Трэвисе, пожаре или подходящих к концу

запасах, которые нам чудом удалось добыть с уже загоревшейся платформы. Никто не спрашивает, может ли пожар разрушить заборы, например расплавить металл. Быть может, где-то далеко Нечестивые уже выходят на нашу тропу.

Мы все облегченно вздыхаем, когда натыкаемся на очередные ворота и закрываем их за собой. Но вскоре пожар настигает нас, и, покинув привал, мы движемся дальше, умирая от жажды, зноя, усталости и голода.

С трудом переставляя ноги, мы бредем вперед и стараемся не терять друг друга из виду в дыму. Стараемся не обращать внимания на запах горелой, разложившейся плоти. Главное — выжить. Не сдаться. Никто не хочет сдаваться первым.

Порой, когда ноги начинают отказывать и дрожат от усталости, я вытираю пальцем пот с шеи и пишу имя Трэвиса на руке, покрытой слоем пепла. Если я остановлюсь, это будет предательством. Я не могу его предать. Он умер ради меня, и я не имею права сдаваться, иначе его жертва была напрасной.

Однажды ночью, когда сны о Трэвисе грозят утопить меня в слезах и ярости, я ухожу подальше от всех в поисках свежего воздуха и одиночества. На горизонте ночь полыхает оранжевым заревом, и я содрогаюсь при мысли, что огонь упорно движется за нами следом и что завтра нам предстоит очередная утомительная гонка.

Вдруг из темноты до меня доносится чье-то всхлипывание. Я оглядываюсь по сторонам и замечаю вдалеке сгорбленную фигурку. Это Джейкоб. Я подхожу, сажусь рядом и укладываю его голову себе на колени, хотя он и сопротивляется. Аргус, после пожара не отходивший от Джейкоба ни на шаг, тычется мне в руку холодным носом.

— Я не хотел! — снова говорит Джейкоб.

С тех пор как мы сбежали из деревни, он только и делает, что извиняется, ведь пожар на платформах начался по его вине. Я целую его в макушку и укачиваю.

— Простите меня, я не хотел! — рыдает Джейкоб, и я сжимаю его еще крепче.

Волны раскаяния захлестывают нас обоих. Мне невыносимо думать, что этому мальчугану придется всю жизнь нести в сердце бремя вины.

— Хочешь узнать мой секрет? — шепчу я.

Он перестает хлюпать носом и кивает.

— В детстве мама рассказывала мне про жизнь до Возврата: про океан, огромные дома до самого неба и полеты на Луну.

Джейкоб хихикает:

— Ты все придумываешь, тетя Мэри!

Но я чувствую, как ему хочется верить. Я наклоняюсь и шепчу:

— Это чистая правда. У меня есть доказательство.

Я достаю из-за пазухи книжицу, в которую вложила фотографию Нью-Йорка, и вручаю карточку Джейкобу. Он щурится и подносит ее к самому носу. Света от пожара как раз достаточно, чтобы разглядеть очертания высоких домов.

— Что

это? — спрашивает малыш, водя пальцем по буквам.

— Здесь изображен большой город, существовавший задолго до Возврата. А может, он и сейчас еще существует.

— Откуда ты знаешь?

Я пожимаю плечами:

— Наверняка не знаю. Но надеюсь. Верю. И потому дарю тебе эту карточку. Чтобы ты мог верить во что-то хорошее. Во что-нибудь, кроме этой тропы.

Я убираю волосы с его лба точь-в-точь как делала моя мама.

Через несколько минут я встаю, поднимаю Джейкоба и отвожу его к остальным. Впервые за долгое время я засыпаю легко и спокойно, и кошмары меня не мучают.

Наутро мы вновь пускаемся в путь. Я замечаю, что Джейкоб распрямил плечи и держит голову чуть выше, это вызывает у меня улыбку.

Однако легче наш путь не становится, и конца ему не видно. Скудные запасы еды и воды почти иссякли. Но вот, когда я уже отчаиваюсь и думаю, что не смогу сделать ни шагу вперед, мне на лоб падает первая капля дождя. Вспыхивает молния, где-то далеко рокочет гром. Крупные тяжелые капли начинают падать на землю, их удары по коже почти болезненны.

Шагая дальше, мы все мысленно задаемся одним вопросом: потухнет ли пожар? подарит ли дождь облегчение, отдых, надежду?

Ливень усиливается, и я поднимаю глаза к небу. Вода струится по моему лицу, мешаясь со слезами и смывая гнев, смывая с кожи пепел и имя Трэвиса. Я широко раскидываю руки, купаясь в живительной влаге.

Кэсс и Гарри бегут дальше, схватив Джейкоба, и ищут укрытие: ветку, куст… хоть что-нибудь, лишь бы спрятаться от разящих капель.

Я падаю на землю и лежу под струями воды. Рядом на колени встает Джед. Он ласково кладет руку мне на щеку и спрашивает, что случилось.

Я широко улыбаюсь и прошу оставить меня в покое.

Брат долго смотрит на меня, вода капает с его волос, носа и подбородка.

А потом встает и уходит. Он понимает мою боль.

Вода вокруг меня скапливается в лужи; я становлюсь частью потока и представляю, что лежу в океане. Каждый мой вдох напитан запахом воды. Легкие бунтуют, словно я тону.

Тропу подо мной размывает, и я начинаю биться в грязи, воде и собственных слезах.

Я кричу на гром. Кричу на молнии. На Нечестивых, которые забрали у меня самое дорогое.

Но они только стонут и раскачивают забор.

Я встаю и начинаю носиться туда-сюда по тропе, размахивая кулаками. Приманивая Нечестивых. Однако те лишь безвольно роняют руки и уходят дальше, вслед за Гарри, Джейкобом и Джедом.

Рассвирепев, я бросаюсь на забор и начинаю его трясти, пытаясь привлечь их внимание. Вновь и вновь бьюсь о железную сетку.

Нечестивым плевать. Они бредут мимо, словно меня и нет вовсе. Вода и грязь скрывают от них мой запах.

Вскоре из-за пелены дождя показывается Гарри. Он подходит ко мне, привалившейся к забору, и поднимает на руки ровно в ту секунду, когда Нечестивые уже запускают пальцы в мои волосы, напоминая о чем-то давно забытом.