Лесь (вариант перевода Аванта+)

У меня на стене висит большущая меланхолическая рожа, собственноручно нарисованная Лесем на большой древесно-волокнистой

плите. Некоторые считают ее автопортретом, а сам Лесь то соглашается с таким мнением, то отвергает его.

Ибо Лесь существует. Явно, реально, решительно, а порой и шумно. Не так уж давно, оперившись и улучшив материальное положение, он приобрел механическое средство передвижения и разбил оным ограду на одной из главных улиц в Вене, после чего финансировал (за свой счет, разумеется) новую.

Название улицы я не дам просто из милосердия. Лесь все еще живет тихой надеждой: роман о нем никогда не появится, а если и появится, то его, Леся, никто не узнает. Лишь исключительный такт окружающих может подарить ему такое заблуждение. Всякий, кто знаком с Лесем, без сомнения, будет твердо убежден, что это он.

Характер Леся весьма благороден, весьма сложен, весьма фантастичен, а биография изобилует событиями. Может быть, он совершил и не всё из описанного здесь. Но с уверенностью можно сказать: он на всё способен…

Лесь Кубаек решил убить кадровичку.

Эту лихую и ужасную идею продиктовало отчаяние. Кадровичка была врагом номер один и основным препятствием на пути к блистательной карьере. Изо дня в день она отравляла жизнь, изо дня в день ястребиными когтями рвала его здоровье и нервы, ежеутренне воплощаясь символом его поражения. Безжалостно, полностью пренебрегая его художественно-раскидчивой натурой, она вылавливала все опоздания и непреклонно вынуждала детально живописать их в специально на сей случай заведенной тетради большого формата, называемой книгой опозданий.

Фамилия Леся повторялась в ней с похвальной регулярностью. Начальство с давних пор относилось к нему недоброжелательно и подозрительно, все более явно давая понять, что не очень-то ценит его деловые качества, считает человеком несолидным и вообще сомневается в его профессиональной пригодности.

Ежедневно с нервным колотьем Лесь переступал служебные пороги и тотчас же натыкался на кадровичку, неумолимо протягивающую ему роковую книгу опозданий. Ничего не поделаешь, приходилось что-нибудь да черкать! Его творческое воображение давно уже спасовало, и rf рубрике «причина опоздания» красовались объяснения, равно скверным образом свидетельствующие как об умственном уровне, так и о характере, не говоря уж о времяпровождении, вызывающем омерзение у людей порядочных. Объяснения и у самого Леся вызывали унылое отвращение! А кадровичку, словно гранит, Немезиду или фатум, не удавалось ни обольстить, ни подкупить, как не удавалось улизнуть, обмануть и ничего не писать.

У других кадровиков случались служебные промахи. Иной раз они заслушивались, забывали о служебном долге, бывало, смягчались и смотрели сквозь пальцы, а то даже и болели, не приходили на работу. Наша кадровичка — пани Матильда — никогда! Обладала твердой душой, железным здоровьем и каменным сердцем.

Отчаявшийся, доведенный до крайности, замордованный Лесь нашел один единственный радикальный выход: преступление, причем идеальное, без малейших улик!

Эта творческая идея осенила его на автобусной остановке, пока он безнадежно подманивал все подряд механические средства передвижения, включая и фургонетки, развозившие уголь. Часы неумолимо показывали пять минут девятого, и бедолага отчаянно соображал, что сегодня вписать в проклятую рубрику.

Почти все возможности были исчерпаны. Газовую плиту и краны чинил

уже столько раз, что зав мастерской, подозрительно и в то же время сочувственно, предложил, наконец, отправить к нему домой служебную сантехническую бригаду, дабы привести в порядок газ и водопровод. В трамвайных и автомобильных авариях Лесь опять-таки участвовал повсеместно, удивительным стечением обстоятельств выходя из них целым и невредимым. На всех перекрестках он то и дело встречал слепых старушек, коих благополучно провожал через проезжую часть, а также беспрерывно доставлял заблудившихся детей в отделения милиции. Страдал тысячами недомоганий исключительно в утренние часы, терял ключи от квартиры, тушил пожары, вел срочные междугородные переговоры, а однажды ввязался в грандиозный скандал по поводу вырубки зеленых насаждений. В последнее время, весьма обеспокоенный иссякновением творческой изобретательности, регулярно просыпал — такое объяснение, хотя и безусловно правдивое, чрезвычайно неприязненно принималось начальством. На этот раз он просто не представлял, чем еще заполнить роковую книгу: потому-то и явилась ему сия преступная мысль.

От неожиданности — ведь какой великолепный выход!

— Лесь даже перестал останавливать машины. С поднятой рукой, с физиономией вдохновенной и экстатической, он застыл на краю тротуара, вперив неподвижный взгляд в пространство. Поликовав некоторое время и лелея в душе радужное видение, он опустил руку и решительным шагом направился к очереди на автобус. В ожидании столь радикального прекращения мучений счел несвоевременной трату пятнадцати злотых.

Столь внезапно расцветшие надежды чрезвычайно укрепили дух: все тем же решительным шагом он вошел в комнату кадровички, мужественно взял ненавистный документ и в порыве безрассудной отваги начертал: «Без причин». Затем, ошеломленный собственной дерзостью, отправился в рабочее помещение, уселся за столом, закурил, невидящим взглядом окинул сослуживцев и предался размышлениям.

Убийство кадровички, разумеется, лишено всякого смысла, если убийцу вычислят. А посему все надлежит сделать так, чтобы на него и тени подозрения не упала Лучше всего создать видимость самоубийства или еще лучше: померла, мол, естественной смертью. Естественной… А какая смерть естественная?

Перед глазами заглядевшегося в окно Леся замелькали восхитительные картины. Вот кадровичка летит с балкона четвертого этажа; споткнувшись, падает с лестницы; захлебывается в ванне; умирает от яда в колбасе, в грибах или мороженом. Кончает счеты с жизнью тихо и безболезненно, ибо доброе сердце Леся не в силах перенести мысли о чьих-то страданиях. Им вовсе не движет жажда мести: просто надо убрать кадровичку с жизненного пути.

Но как же убедить ее проглотить яд, неважно в чем, выпрыгнуть из окна или захлебнуться в ванне? Едва ли она согласится на это добровольно, ради спасения профессиональной карьеры Леся. Обманом?.. Да, исключительно обманом. А, может, плюнуть на естественную смерть и задушить чем-нибудь в подходящее время? Пырнуть ножом, наконец? Длинным, острым ножом, герлаховским…

Однако представив, как он будет резать женщину, Лесь содрогнулся и отвел взгляд от окна: около него стоял зав мастерской, который очевидно и уже давно ожидал ответа на какой-то вопрос. Вопроса Лесь не слышал, а потому уставился на зава, который отнюдь не уловил в Лесевых глазах служебного рвения. Переключение с преступных размышлений на текущие дела сработало не очень.

— Вы не больны? — подозрительно осведомился зав.

Лесь заморгал. К сожалению, он чувствовал себя превосходно!

— Болен ли я? — повторил он с удивлением. — Да-да, я болен, — быстро спохватился он — ведь и в самом деле неплохая мысль. — Как-то так, знаете, плохо чувствую себя. Верно, отравился чем-нибудь…

Руководитель недоверчиво посмотрел на него.

— Пожалуй, и правда вы неважно выглядите. Постарайтесь прийти в себя. На который час вы договорились с завом приемочной группы?