Лес (входит в книгу Восьмерка)
Шрифт:
Дядька присел в кресло, и только сейчас Новиков заметил, что с собой гость принёс бутылку, которую тут же расположил ближе к стеночке — а сам начал озираться в поисках стакана.
— Из горла не могу, — пожаловался дядька. — У тебя нет, что ли, стакана в комнате?
— Зачем? — поинтересовался Новиков.
— Книги одни, — сказал дядька задумчиво, без осуждения. — Я тоже читал, пока отбывал… Там были… книги тоже…
Новиков не знал, куда себя деть.
— Мне нужно умыться, — сказал он и поспешил в ванную.
Включил
Ванная комната быстро наполнилась дымом, приятного во всём этом было мало, однако Новиков всё равно докурил не спеша и ещё потом долго держал бычок под водой, словно тот мог разгореться заново.
Деваться было некуда — и Новиков вернулся в свою комнату. Дядька уже притащил стопарь, верней, даже три.
Когда Новиков зашёл, дядька явно только что выпил, потому что дышал через нос, но тут же налил снова.
На всякий случай Новиков оставил дверь в свою комнату приоткрытой, чтоб можно было, если что, сбежать. Куда только бежать, оставалось неясным — в комнате что-то быстро говорила чёрная капуста, на кухне, покашливая, позвякивал то вилкой, то тарелками отец. Позвякиванье было раздражённое — уж Новиков-то знал отца. Иногда даже казалось, что в позвякиванье этом есть определённая последовательность — будто отец пытается делать музыку. Ток вилкой о тарелку, пропускает два такта, ток тарелкой о другую тарелку, скрып-скрып стулом, кых-кых кашель. Пауза, и дальше опять тоже самое. Ток-ток. Скрып-скрып. Кых-кых. Новиков пристыл, ожидая, какой будет припев в этой композиции.
— Слушай, хочу спросить, — прервал дядька его наблюдения. — А твой этот друг Лёшка — он нормальный? — и подал Новикову рюмку.
Новиков неосмысленно взял рюмку и стал смотреть на дядю, словно раздумывая, как бы позвонче зазвездить ему этой рюмкой в низкий и тёмный лоб.
Отец, у которого, успел подумать Новиков, всегда был отличный слух, вдруг грохнул вилкой, двинул стулом и вот уже появился в коридоре, направляясь к ним с дядькой.
Тут как раз из родительской комнаты вышли мать с чёрной капустой, и отец очень бережно их обошёл, даже сказав: «Извините!», что было вообще не в его правилах и предполагало высокую степень раздражённости.
— Может, стоит спросить у него — нормальный ли он сам? — спросил отец, став на пороге комнаты.
Чувствуя, что пространство, в котором он пребывает, начало раскачиваться, как при рвоте, Новиков постарался смотреть на что-нибудь совершенно отвлечённое — и уставился куда-то мимо отца, там бережно заворачивалась в свои платки и шали чёрная капуста.
Заслышав голос главы семейства, чёрная капуста начала двигаться гораздо медленней.
— Сейчас это обычное дело, — поддержал дядька отца.
Новиков,
— Я давно замечаю в его башке непорядок, — сказал отец. — Друг этот неразлучный… Обнимаются при встрече…
— Да пошли вы на хер оба! — вдруг заорал Новиков и запустил рюмкой в стену.
На улице, куда он выбежал, не дав матери ухватить себя за руку, оттолкнув чёрную капусту и на ходу влезая в ботинки, Новиков понял, что идти ему некуда.
С разгону ещё шёл куда-то, проговаривая про себя проклятья всем и вся, и неожиданно вспомнил, откуда это всё у отца могло взяться.
Они тогда с Лёшкой совсем молодые были, пива напились, травы накурились… На Лёшку трава подействовала, на Новикова пиво — в общем, оба расхрабрились и на радостях вызвали проститутку, первый раз в жизни.
Едва она появилась — смелости поубавилась, но девка оказалась взрослая, потребовала с них тройной оплаты, отправила Лёшку умыться в ванную. Пока он шумел водой, стремительно разобралась с Новиковым. Оставив его, распластанного на диване, ушла ко второму — там тоже всё недолго продолжалось, даже кран не выключили второпях.
Минут через десять, ну, пятнадцать, девка ушла, не попрощавшись, и оставила входную дверь открытой.
Тут и заявился нежданный отец. Что он увидел: сын лежит в одних трусах у себя на диване, пахнет пивом, накурено — и тут из ванной вываливается Лёха, тоже почти голый.
Лёха напугано поздоровался — и пробежал к Новикову в комнату, держа джинсы с рубашкой в руках и оставляя мокрые следу на полу.
Минуты через три Лёха вернулся в ванную за симпатично подвязанной и наполненной резинкой, предприимчиво оставленной на стиральной машине.
Всё случившееся вызвало у товарищей приступ покатухи — трава, опять же, повлияла. Отец, кстати, быстро ушёл тогда, наслушавшись их дурацкого смеха.
Новиков никаких выводов не сделал вовсе, но опять же только сейчас вспомнил, как мать в тот месяц пару раз приводила со своей работы — она тогда ещё работала — каких-то сомнительных девиц, знакомила их с сыном, чай вместе пили — а потом ещё Новиков обнаружил в своей комнате рекламный вестник с городскими красотками. Красотки были похожи на злых и пьяных клоунов.
Да, а ещё однажды Новиков застал мать за странным занятием: она перетряхивала всё его бельё, подушки и простыни. Сначала подумал, мать стирать собралась. Однако она ничего не постирала тогда. Потом уже вычитал где-то, что так суеверные женщины разыскивают, нет ли порчи на сыне, не подброшено ли чего за наволочку.
«Чёрт знает что…» — неопределённо повторял Новиков шёпотом, шагая в сторону Ларкиного дома — до неё идти было долго.
«И не факт, что Ларка меня ждёт, — вспомнил Новиков. — Хорошо хоть её родня отбыла на дачу».