Лес за пределами мира
Шрифт:
Она приближалась, и когда расстояние между ними сократилось до трех шагов, то остановилась и подала условный знак, после чего произнесла приглушенным голосом:
– Слушай меня! и ничего не говори, пока я не закончу: я назначила тебе свидание, потому что заметила некое существо, которое мне нужно было обмануть. Но твоею клятвой, твоей любовью, и всем твоим благоразумием, заклинаю тебя не приходить ко мне этой ночью, как я просила тебя прежде! Приходи скрытно в ореховую рощу возле дома, ближе к полуночи, и жди меня там. Ты понял меня, и сделаешь так, как я говорю? Скажи только "да" или "нет", у меня нет времени
– Да, - поспешно отвечал Уолтер, - но, единственная моя, любимая...
– Ни слова больше, - сказала она, - надейся на лучшее...
И, повернувшись, она быстро убежала, но не тем же самым путем, каким пришла, но другим , словно бы собираясь войти в дом с другой его стороны.
А Уолтер медленно направился к дому, думая про себя, что вот сейчас, в настоящий момент, он ничего не может сделать, а если бы и мог, то ему следовало воздерживаться от этого, и находил, что не много мужества в поведении, подобном пешке на шахматной доске, повинующейся рукам игрока.
И, пока он шел, перед ним стояло лицо девушки, его выражение, когда она подбегала к нему, и во все то недолгое время, пока она находилась перед ним; и все невысказаннное им ей, и боль, испытываемая от любви к ней, и страдания души, все это разом терзало его.
Он поднялся на взгорок, откуда мог видеть видеть более, чем со своего прежнего места, и вот Золотой Дом, сиял и переливался красными оттенками в лучах заходящего солнца. И еще, кто-то шел по направлению к нему, на фоне блеска золота, стали и серебра; о, чудо! это был сын короля. Они приблизились друг к другу, сын короля развернулся и пошел рядом с ним, и весело сказал:
– Я рад встрече даже с тобой, оруженосец моей госпожи! Я говорю тебе это из вежливости, и это должно означать для тебя, что я буду счастлив, и сегодня вечером, и завтра, и еще много-много дней; должно быть, ты удивлен, ведь я не особенно-то был с тобою вежлив?
Его лицо сияло радостью, его глаза светились счастьем. Он был красивым человеком, но Уолтеру показался как будто больным; он ненавидел его так сильно, что едва заставил себя отвечать ему, он постарался скрыть свои чувства и сказал:
– Благодарю тебя, королевич; это очень хорошо, что кто-то счастлив в этой земле.
– А ты, разве ты несчастлив, оруженосец моей госпожи?
– спросил тот.
Уолтер и в мыслях не держал открывать этому человеку свое сердце, вовсе нет, даже на малую толику; ибо он считал его своим врагом. А потому, он улыбнулся несколько глуповатой улыбкой, как человек, счастливый в любви, и отвечал:
– Нет-нет, конечно же, я тоже счастлив. Разве может быть иначе?
– В таком случае, - сказал сын короля, - почему ты говоришь, что радуешься тому, что в этой земле есть кто-то счастливый? Кто, по-твоему, здесь несчастлив?
И он пристально взглянул на него.
Уолтер медленно отвечал:
– О ком я так сказал? Говоря так, я думал о тебе; в тот первый раз, когда я увидел тебя, да и после того, та казался чем-то угнетенным и обеспокоенным.
Лицо сына короля очистилось при этих словах, и он сказал:
– Да, так было; ты все увидел в правильном свете: я был несвободен, я не знал истинного желания моего сердца, и это было причиной того, что ты видел. Но теперь я узнал это желание,
Уолтер улыбнулся, искоса глядя на него.
– А хозяйка? Что она думает по этому поводу?
Сын короля покраснел, на губах у него появилась фальшивая улыбка, и он сказал:
– Сэр оруженосец, тебе известно достаточно, чтобы ты не спрашивал об этом. Должен ли я говорить тебе, что она больше достойна мизинца на твоей руке, чем всего моего тела? Теперь я могу сказать тебе совершенно открыто: мое освобождение от пут любви, мое освобождение от рабства это, в некотором смысле, твоя заслуга. Ты стал, в некотором роде, моим преемником, и теперь мое место возле тирана принадлежит тебе. Не бойся за меня! Она меня отпустит. Что же касается тебя, то поступай сам, как знаешь! Но я снова скажу тебе сейчас, потому что сердце мое преисполнено радости и света, радуйся за меня вместе со мною, ибо никто не может причинить мне зла. А если ты спросишь: что случится, если госпожа узнает о моих словах от тебя? Я отвечу тебе, что ты ничего не скажешь ей. Я знаю, что сердце твое в некоторым смысле подобно драгоценному камню, что я ношу на своей руке; а кроме того, тебе хорошо известно, на чью голову падет гнев хозяйки, и эта голова не будет ни твоею, ни моею.
– Твои слова истинны, - отвечал Уолтер, - предательство не в моем обычае.
Они некоторое время шли молча, потом Уолтер произнес:
– Но что случится, если служанка обманет тебя; что ты будешь делать тогда?
– Силы небесные!
– яростно воскликнул сын короля, - тогда она жестоко поплатится за свой обман; тогда я...
Он осекся, и тихо произнес голосом, в котором еще чувствовались нотки гневной вспышки:
– Зачем говорить о том, что возможно, а что нет? Она согласилась, и ее согласие было добровольным.
Уолтер знал, что этот человек лжет, говоря о ее добровольном согласии; он не подал вида и спросил:
– Когда ты будешь свободен, ты снова вернешься в свою землю?
– Да, - отвечал сын короля, - она отведет меня туда.
– Ты хочешь, чтобы она стала твоей дамой и королевой, когда вернешься в земли отца?
– спросил Уолтер.
Сын короля наморщил лоб и отвечал:
– Когда я окажусь на родине, то могу сделать с ней все, что захочу; Но сейчас я должен быть осмотрителен и делать все так, как она скажет, чтобы она была довольна мною.
Разговор между ними прекратился, королевич отправился в чащу, радостный, что-то напевающий; Уолтер же отправился прямо к дому. Конечно, он не был сильно встревожен, поскольку знал, что сын короля говорит неправду, но он подозревал, что в этом двойном свидании заложено нечто, не доступное в настоящий момент его разуму. Тем не менее, нетерпение и смутная тревога терзали его, мучили его сердце, а его душа разрывалась одновременно страхом и надеждой.
<