Леса изначальные

Цветкова Елизавета

Или вот раз подсмотрели как жена старейшины выдавливает из себя сморщенного младенца. Почти как у собаки или коровы бывает. Малу, правда, пришлось тайком развести костёр и перепрыгнуть через него, чтобы очиститься. Известно ведь, что когда рожают, приманивают злых духов. Младенец потом долго болел, но, правда, не умер, как про себя виновато ожидал Мал. Хорошо ещё, родители не узнали.

Отец и мать вечно ворчали на его шкодность, уверяли, что ему лишь бы бегать где, ничего-то из такого не выйдет. Лучше бы учился бортничать с толком. Мал кивал, но с пчёлами ему возиться не хотелось. Он хотел быть охотником как дядька и его двухродный брат.

Дядька-то,

правда, на охоту уже почти не ходил, почле того, как у него распухли ноги. А вот Прав исходил, почитай, все здешние леса, и его было очень интересно слушать. А ещё он был весёлый и смелый, и почти не ругался на Мала. Иногда даже брал его с собой, если уходил недалеко. И объяснял, как вести себя в лесу, чтобы угодить духам. Толовчане это знали испокон веков. Их прародителя сам Лесной Дед и учил, а они потом передавали от отца к сыну. Мал по мере сил Праву помогал – приносил дрова, разводил костёр. Тогда всё было даже хорошо.

А потом отец слёг в прошлую лютую зиму, когда все деревенские почти не выходили из домов, прячась в дымное тепло очагов. Тогда в лесу появился медведь-шатун. Страшное дело, двух человек заломал и объел, а ведь медведю нельзя так делать, как и человеку – есть медвежатину. Ведь медведи – те же люди, только в мохнатой шкуре. Все решили, что злой дух вселился. Так бывает, когда злой Стрый, огромный Змей, дышит холодом из-за последнего моря.

Отец больше не поднялся. Его положили на большой костёр и сожгли, а прах до весны положили в дупло, так как копать курган не было никакой возможности, земля совсем промёрзла. Мать тогда вымазалась мелом, долго плакала и всё говорила, что хочет пойти за отцом на погребальный костёр, но старейшина воспретил ей это.

Мальчик поморщился от плохих воспоминаний и поджал под себя ноги. Он ведь сам не плакал почти, хотя и положено, чтобы дух уверился, что его любили. Он был тогда ещё маленьким и даже не совсем понимал, что случилось, пока не зашёл в дом и не увидел, как он опустел без большого, светлобородого, ворчливого человека.

А шатуна того убил Прав. Мал помнил серьёзные, серые глаза брата, когда он уходил. Медвежья охота – это ведь очень опасно, от неё часто не возвращаются. Но Прав вернулся.

Так вот, леса мальчик не боялся, даже ночью. Но сегодня – ночь особенная. Сегодня всё тайное открыто, но и духи могут видеть людей. А то и явиться из-за грани. Оттуда кто угодно мог явиться. Мал слышал о таком.

При этой мысли мальчик совсем уж испугался. Поспешно достал кремень с кресалом и специально припасённые сухие листики. Он чиркал огнивом, но пальцы его плохо слушались, и искра никак не появлялась. И чем быстрее он хотел разжечь огонь, тем хуже выходило.

Вдруг Мал замер. Почудилось? Вроде бы лошадь ржёт. Всем известно, лесные духи порой принимают образ белой лошади. Он оглянулся, пытаясь увидеть что-то в сгущающемся мраке. Ничего. Но чем-то, что глубже всех мыслей, мальчик ощущал – что-то происходит. Что-то совсем уж необычное.

Страх холодной лапкой погладил затылок мальчишки. Если он не успеет разжечь огонь, духи до него уж точно доберутся. Он с удвоенной силой принялся бить кресалом о кремень, но руки отчего-то дрожали. Ах ты ж, камешек выскочил! Потерялся? Нет, вот он. Пальцы сжали тёплый кремень.

Наконец, листья затлели, а за ними огонь заплясал и по дровам. Мал приблизился к огню, насколько мог – так было спокойнее. Сердце отчего-то колотилось. Что-то в лесу происходит. Звук какой-то странный, неясный, почти и неслышный, но противный, отдающийся в зубах. Да что же тут удивительного?

В такую ночь всякое может случиться. Но к огню никто подойти не посмеет – ни звери, ни духи. Мальчик попытался успокоиться и представил рядом с собой Права. Его брат ни за что бы не испугался! Посмеялся бы только, взъерошил бы ему волосы и объяснил, что там такое, и как спастись от возможной беды. Нечего бояться, сказал бы он. Прав ведь всё про лес знал, даже, пожалуй, побольше старейшины.

От огня тянуло чем-то домашним, уютным. Точно также пах и очаг в их доме. Какой родной показалась ему деревенька! Низенькие домики с дерновыми крышами, общинный сруб в самом центре… Там, дома, и фигурки предков, вырезанные из дерева и поставленные на самом почётном месте. Разве могло туда проникнуть какое ни есть зло?

Но сейчас за спиной был чёрный лес. И в этом лесу что-то происходило. Что-то совсем уж непонятное.

«Если всё обойдётся, – подумал Мал, – Подарю Лесному Деду самую-самую щедрую жертву. Может, даже то медовое лакомство с орехами, которое дают на праздник». Толовчане всегда чтили в первую очередь Лесного Деда – он им был ближе всех остальных богов. Наравне с ним поминали разве что Матерь Землю и Воду, Мокушу.

Невозможно, однако, долго дрожать. Постепенно Мал немного успокоился. Его даже стало клонить в сон от жара костра. Мальчик чуть отодвинулся от огня, чтобы не обжечься, и уронил голову на колени.

Странный сон. Снилось Малу, что он будто летит над землёй, не иначе как на солнечной колеснице, и видит деревеньки толовчан, топлян, боровичей. А вот и совсем большое село, огороженное огромной бревенчатой стеной. Да не село это, наверняка, а Ладога, никогда не виданный им город. Сколько людей-то! Он столько зараз никогда не видел.

Но что это? Город начал расти прямо на глазах, переливаясь за стену как тесто из квашни. Домов и людей становилось всё больше, да каких домов! Огромных, будо несколько срубов поставили друг на друга. И какая красивая резьба! У мастеров, которые их делали, были золотые руки. И одежда на людях, которые в них жили, становилась всё богаче, сплошь заморские шелка и бархат.

А на некоторых домах отчего-то золотились невиданные им золотые кресты, похожие на знак Дабога, только не совсем.

И городов таких становилось всё больше, они покрывали всю землю, а леса становились всё меньше, будто съёживались. Куда же? Как тогда охотиться будут? Мал хотел было крикнуть, предостеречь, но кто бы его услышал… Люди занимались чем-то непонятным, на полях сражений множество воинов бились друг с другом, хрипели кони и лилась кровь…

А потом дома и вовсе стали невиданными, каменными, сказочной красоты, и люди стали одеваться совсем уж сказочно. Кто-то копался в листах, похожих на бересту и скленных между собой, с таким видом, будто делал нечто страшно важное, кто-то возился с отварами из совсем уж непонятных трав…

А ещё были другие люди, грязные и оборванные. Они бежали по широким улицам невиданных городов с криками: «Свобода!». И вновь бились люди, и вновь текла кровь…

А потом дома и вовсе взмыли под небеса, зажглись холодным внутренним светом. По улицам сами собой ездили телеги, и ночь от этого света стала похожа на день… Что это? Сам Змей Огненный идёт-шумит и светом пышет. А что, если б увидел его? Если бы он во плоти был? Точно бы съел, тут уж даже на могилку к знающей бабке не ходи. У! Зверюга страшная с клыками железными ревёт! Подцепила что-то и понесла добычу. Какой страшный! Он таких огромадных зверей никогда не видел! Да ещё хищных!