Лэшер

Райс Энн

— Но они поймут…

— Мои родители? Уверяю вас, они ничего не поймут. Дядя Майкл, вы видели моего отца сегодня вечером?

— Да-а, дорога-а-я, видел. — Он попытался подавить зевок, но безуспешно и от этого почувствовал себя неловко и внезапно напустил на себя участливый вид. Очевидно, он счел неприличным зевать при обсуждении ее отца-алкоголика.

— Он долго не протянет, — мрачным тоном произнесла она. Больше ей не хотелось говорить об отце. — Я не могу оставаться на Амелия-стрит, когда они с матерью напиваются. Там нет никого рядом, кроме бабушки Эвелин. Из-за них она уже давно потеряла сон, потому что все

время должна следить за ними.

— Бабушка Эвелин, — пробормотал в раздумье Майкл. — Как приятно звучит. А я ее знаю? Бабушку Эвелин?

— Нет. Она никогда не выходит из дому. Однажды она попросила, чтобы к ней привели тебя, но ее никто не послушал. На самом деле она доводится мне прабабушкой.

— Как же, помню, помню… Мэйфейры с Амелия-стрит, — произнес он. — Ваш дом такой большой, розового цвета. — Он опять оказался не в силах подавить зевоту и к тому же с трудом удерживал вертикальное положение. — Мне его показала Беа. Очень милый. Итальянский стиль [17] . Помнится, Беа говорила, что в нем выросла Гиффорд.

17

Итальянский стиль. Архитектурный термин. Стиль, бытующий во второй половине девятнадцатого века

— Верно. Это так называемый новоорлеанский консольный стиль, — уточнила она. — Дом был построен в тысяча восемьсот восемьдесят втором году. Позднее его несколько модернизировал архитектор Салли. Теперь он весь забит всяким хламом с плантации Фонтевро.

Кажется, ее слова пробудили в Майкле любопытство. Но она пришла не за тем, чтобы говорить с ним об истории и архитектуре. Ее интерес был совсем иного рода.

— Ну, так вы позволите мне провести ночь у вас? — вновь осведомилась она. — Мне очень-очень нужно остаться сегодня здесь, дядя Майкл. Понимаете, другой такой возможности может не представиться. Поэтому мне просто необходимо сегодня быть здесь.

Он сел и откинулся на подушку, изо всех сил стараясь держать глаза открытыми.

Неожиданно она взяла его за руку. Судя по всему, он не осознавал, что означает этот внезапный жест. А она всего лишь собиралась прощупать у него пульс, как это обычно делают врачи. Его рука оказалась тяжелой и немного холодной, пожалуй, даже чересчур. Однако сердце билось достаточно ровно. Значит, все в порядке. Значит, он не так уж болен, по крайней мере не настолько, насколько ее отец, которому жить оставалось от силы месяцев шесть. Но у отца слабым местом было не сердце, а печень.

Стоило Моне закрыть глаза, и перед ее внутренним взором возникало сердце Майкла — она отчетливо видела его во всех деталях. Картина, появлявшаяся в ее воображении, походила на произведение современной живописи: хитросплетение небрежных дерзких мазков, сгустков красок, линий и выпуклых форм! Итак, со здоровьем все было в полном порядке. Стало быть, уложи она его сегодня в постель, он сможет это пережить.

— Знаете, в чем сейчас ваша проблема? — вдруг спросила она. — В этих пузырьках с лекарствами. Выбросьте их в мусорную корзину. От такого количества лекарств даже здоровый сделается больным.

— Ты в самом деле так думаешь?

— Имейте в виду. Вам это говорит сама Мона Мэйфейр, которая принадлежит к числу наиболее одаренных

представителей семейства Мэйфейр и которой открыто то, чего другим знать не дано. Дядюшка Джулиен доводился мне трижды прапрадедушкой. Понимаете, что это означает?

— В тебе сходятся три линии родословной, берущие начало от Джулиена?

— Именно. Кроме того, существуют еще жутко запутанные другие линии. Без компьютера их даже невозможно представить и проследить. Но у меня есть компьютер, и я выяснила всю картину в целом. Оказалось, что во мне гораздо больше мэйфейровской крови, чем в ком-либо из других членов семьи. А получилось это потому, что мои родители приходятся друг другу кузенами. Таким близким родственникам, в принципе, нельзя жениться. Но мать забеременела, так что им пришлось это сделать поневоле. Откровенно говоря, у нас в роду внутрисемейные браки далеко не редкость, так что…

Она остановилась, решив, что слишком разговорилась. Мужчину в его возрасте подобной болтовней не возьмешь. Она лишь утомит его, тем более что он и так с трудом борется со сном. Поэтому нужно действовать более искусно.

— У тебя все хорошо, парень, — сказала она. — Поэтому выбрось эти лекарства.

Он улыбнулся:

— Хочешь сказать, что моей жизни ничто не грозит? И я опять буду лазить по лестницам и забивать гвозди?

— Ты будешь махать молотком, как Тор. Только откажись от всех успокоительных. Не знаю, зачем тебя ими пичкают. Очевидно, чтобы ты не извелся от беспокойства из-за тети Роуан.

Он тихо рассмеялся, пылко схватив ее за руку. Но в этот миг в выражении его лица, в глазах промелькнула мрачная тень, и даже в интонации голоса Мона уловила печальные нотки.

— Неужели ты веришь в меня, Мона?

— Еще как верю. И не только верю, но еще и люблю тебя.

— О нет! — усмехнулся он.

Он попытался отдернуть руку, но Мона лишь крепче ее сжала. Нет, сердце его функционировало вполне нормально. А все неприятности происходили исключительно из-за лекарств.

— Я люблю тебя, дядя Майкл. Но тебе не нужно из-за меня беспокоиться. Просто будь достоин этой любви.

— Вот именно это меня и беспокоит. Достоин ли я любви очаровательной девочки из школы Святого Сердца?

— Дядя Майкл, ну пожа-а-алуйста! — пропела Мона. — Мои эротические приключения начались в восемь лет. Но я не потеряла невинности. Я просто вырвала с корнем все ее следы. Я уже совсем взрослая женщина, хотя и притворяюсь маленькой девочкой, притулившейся на краю твоей кровати. Когда тебе тринадцать лет и все твои родственники знают об этом, невозможно доказать, что ты уже взрослая. Поэтому приходится строить из себя ребенка — исключительно из политических соображений. Этого требуют обстоятельства. Но, уверяю тебя, я совсем не такая, какой кажусь со стороны.

Он рассмеялся, и в его смехе прозвучало понимание и в то же время отчетливо слышалась ирония.

— А что, если Роуан, моя жена, вернется домой и застанет нас вместе? Что, если она услышит, как ты рассуждаешь со мной о политике и сексе?

— Роуан, твоя жена, не вернется домой, — как-то само собой вырвалось у Моны, и она тут же пожалела об этом. Ей не хотелось говорить ему ничего неприятного, ничего такого, что могло бы его расстроить. Судя по выражению лица Майкла, она поняла, что ее слова глубоко задели и больно ранили его душу. — Я хотела сказать… Она…