Лесная книга
Шрифт:
Звонкий прорычал и начал гавкать. Зверёк снова затаился в своём логове. Семён нашёл в ельнике тонкую длинную сухару, обломал сучья и её вершинкой стал бить по берёзе возле дупла.
Куница как стрела вылетела из дупла, сделала гигантский прыжок на ель, но сорвалась и вместе с лавиной снежных комьев полетела вниз. Звонкий кинулся к ней, подхватил её на лету, впился зубами в загривок и лапой прижал к земле. Куница пронзительно завизжала.
— Вот она, вот, есть! — вне себя от радости закричал Семён, потрясая зверьком над головой. — Звонкий, ну и молодец! Доконали всё-таки. Теперь она наша, наша ведь…
Сняв
Потом он повесил шкурку на дерево хвостом вниз, отошёл в сторону, взвёл курок, нацелился в ушки и выстрелил. Недоумевающий пёс вертелся у него под ногами, поглядывая то на шкурку, то на хозяина.
Но парень теперь не обращал никакого внимания на собаку. Он был всецело поглощён своими мыслями.
Спрятав добытую пушнину в сумку, Семён встал на лыжи и молодцевато сказал Звонкому:
— Ну, пёс, двинемся домой. Нам тут делать больше нечего. Что было — стало наше. Пошли!
По вчерашней заснеженной лыжне идти не было смысла. Наметив направление к дому, Семён пошёл снежной целиной. И не прямиком, а обходя густые ельники, крутые ложки. Вначале шёл весело, бодро, заломив шапку набекрень, и даже пел, пел о том, что приходило на ум. И не пел, а кричал от переполнивших его чувств. Кричал о том, что в сумке у него лежит дорогая шкурка, она придаёт ему силы, энергию, толкает лыжи вперёд, как мотор на голубом почтовом катере. Брат Гошка позеленеет от злости, когда увидит, что и Семён тоже принёс куницу. Теперь в колхозе в большом стойбище станут считать, что на Векшинском стане живут три настоящих охотника. При сдаче шкурок отец непременно скажет: это добыча старшего сына, Семена, а это — младшего, Георгия.
И вот Семён почувствовал, что устал, что ноги начинают сдавать. Вначале лыжи, казалось, скользили легко, плавно, а теперь стали глубоко зарываться в снег, вначале они были плоскими, а теперь сделались полукруглыми, как пряники, обсыпанные спрессовавшимся сахарным песком. И сколько его ни сбивай, он все нарастает и нарастает, и под пятками появились высокие каблуки.
Непрерывно падающий снег заслонял дали, горизонты и будто самого человека придавливал к земле. Лес повсюду казался скучным, однообразным и безжизненным.
Тоскливое настроение, охватившее Семена, передавалось и Звонкому. Пёс уныло шёл вслед за хозяином по лыжне. И хотя в стороне иногда слышался взлёт глухарей, стрекот сорок, а там, где шумят сороки, непременно есть кто-нибудь, не живой, то мёртвый — зря сороки не табунятся, — однако он не обращал на это внимания.
Чувствуя, что время перевалило за полдень, Семён присел отдохнуть на пне. Подкрепился сам, накормил собаку. Продуктов с собой было достаточно. Отец всегда говорит, отправляя сыновей на промысел: «Идёшь в лес на день, хлеба бери на неделю».
Отдых в дороге — лучший спутник, он ободрит тебя и добавит силы. Поднимаясь с привала, парень приласкал Звонкого:
— Теперь, дружок, недалеко и до дома. Скоро будет визирка, а по ней до нашего стана рукой подать.
Миновав некрутой ложок, юноша вышел
«Здесь, должно быть, проходил Гошка со своей Стрелой».
Свернул на лыжню и направился по ней к дому.
Вскоре стало смеркаться. Семён прибавил шагу, предвкушая тепло, уют, сытный горячий ужин.
Шедший все время по пятам Звонкий выбежал вперёд, вскинул скрученный в баранку хвост и весело помчался по лыжне.
«Дом почуял», — мелькнуло у парня.
Но лыжня вдруг оборвалась. Семена словно кто-то втолкнул в горячую, жарко натопленную баню. Звонкий суетливо бегал, обнюхивал старое, покинутое утром пепелище. Вот потухший костёр, вот берёза с дуплом, а вот и ель с пробитой дробью корой.
По спине у парня забегали мурашки, на глаза навернулись слезы. Он готов был разреветься. Вот тебе и на! Целый день шёл, шёл, с трудом преодолевал снежные пространства, думал ночевать дома, в тепле, а пришёл к разбитому корыту. Звонкий подбежал к нему, встал на задние лапы и лизнул в руку, придерживающую ружейный ремень.
Семён обнял пса и поцеловал в лоб.
— Милый мой друг! Вот как мы с тобой обмишурились: думали к дому идём, а сами кружили возле одного места.
К вечеру снегопад прекратился, с неба падала лишь редкая морозная пыльца, начинался верховой ветер, крепчал мороз. Положение Семена было незавидное. Но что поделаешь? Волей-неволей приходилось опять ночевать в лесу.
Натаскав большую кучу валежника, он разжёг костёр. А когда на месте костра остались лишь затухающие угли и горячая зола, он, как учил отец, навалил на пепелище толстый слой сырых еловых веток, лёг на приготовленную подстилку и накрылся скинутым с себя полушубком…
А дома, на Векшинском стане, началась тревога. Первым забил её Георгий. Вечером за ужином на второй день отсутствия брата он сказал отцу:
— Завтра пойду искать Семена. У меня какое-то нехорошее предчувствие. Он, наверное, заплутался.
Яков Тимофеевич возразил:
— Подождать надо. Не за белкой пошёл парень. Куница ему сразу не дастся.
— А найдёт ли он куницу-то?
— Как не найдёт. Я ему указал место. Обыденкой на Хрустальный не сбегаешь, теперь не лето.
— А погода-то?
— А что погода?
— То снег валил, а сейчас буран начался. Все дорожки, тропинки замело. В такую погоду трудно ориентироваться в лесу. Ни солнца на небе, ни далей на горизонте.
— Семён грамотный, семь классов окончил. Разберётся, поди, где юг, где север, где дом. Да у нас плутать-то негде: влево — река, вправо — река, а позади — горы. Куда ни пойди — везде стена. Не может Семён запутаться. Не маленький ведь.
Однако Георгий настоял на своём и рано утром собрался на поиски брата. Тогда решил пойти с ним и отец. И вот двое охотников с собаками вышли из дому. Над тайгой мела пурга, вихрила снег, кидала его путникам в лицо, в глаза, хватала за одежду, словно хотела задержать Векшиных, отбросить назад, не пустить в лес. Но есть ли на свете такая сила, которая сможет противостоять воле охотников! Ведь и слово-то «охотник» произошло от того, что люди, сильные духом, полные мужества, по своей воле, по охоте отправляются, пренебрегая трудностями и опасностями, на лесной промысел, на добычу зверей, птиц, на поиски богатств, доступных не каждому.