Лесная крепость
Шрифт:
– Ты не горячись, пожалуйста, Евгений Евгеньевич! То, что я выложил тебе, это моя точка зрения, личная, ты не можешь с нею не соглашаться, но она есть… Есть, есть, и мне с нею надо жить…
– Вот именно – жить, – хмуро пробормотал Чердынцев. – Все хотят этого: жить… А думаешь, те, кто умер, хотели умирать?
– В общем, не делай выводов, Евгений Евгеньевич. Если понадобится умереть – я умру, как и все. От других не отстану и Родины не опозорю.
– Ладно, забудем про этот разговор. – Чердынцев поправил шапку на голове. – Считай, что я ничего не слышал и этого разговора
А ведь разведка права, и комиссар прав – команды эти хреновы появились по их душу. Конечно, насчёт тяжёлых пулемётов фрицы явно чего-то недотумкали либо просто поторопились: не пройдут ни битюги, ни пулемёты по здешним снегам. И танки не пройдут, и хвалёные вездеходы фирмы «Опель» застрянут. Чердынцев огляделся вокруг – неплохо бы ординарца или просто вестового при себе иметь, как это положено в Красной Армии, чтобы всё время находился под рукой, ловил каждое слово командира с открытым ртом и пулей мчался выполнять поручение. Гаркнул зычно и неожиданно зло – никак не проходило ощущение досады, оставшейся после разговора с комиссаром:
– Ломоносов!
Маленький солдат услышал лейтенанта и вскоре, запыхавшись, раскрасневшийся, предстал перед командиром.
– Явился – не запылился, – фыркнул тот и, остывая, отмякая от всего, что услышал за последние полчаса, сказал: – Значит, так, Иван. Срочно надо послать двоих твоих орлов в Сосновку – как там лагерь? Вырыли землянки или нет? Команда там работает немаленькая – двадцать человек… Бывшие военнопленные и кое-кто из наших.
– Сделаю это сейчас же, товарищ командир. Через час туда уйдут люди. Час нужен на подготовку. Может, даже ещё меньше – минут сорок…
– Аллюр три креста, Иван. Чем быстрее, тем лучше.
– Понял, товарищ командир.
– Не то, не ровён час, немцы навалятся на нас, а мы не успеем себе и отход подготовить…
– И это понял, товарищ командир, – шустро отозвался Ломоносов.
– Конечно, тебе самому надо было бы побывать там, но ты нужен здесь.
– Может, с моими ребятами отправить комиссара?
Качнув головой, Чердынцев хмуро свёл брови в одну линию, засунул пальцы под шапку и поскрёб затылок – непростой разговор с Мерзляковым не выходил у него из головы. Наконец он вздохнул и проговорил неохотно:
– Может, отправить и комиссара… Пусть побывает на месте, посмотрит, что к чему, на зуб попробует…
Так Чердынцев и поступил – отправил Мерзлякова в Сосновку. Правда, комиссар засомневался в необходимости этого похода, вспушил колючие, густо обмахрённые инеем усы.
– Ты прикинь, Евгений Евгеньевич, где я буду тебе нужнее – тут или там? Используй, исходя из важности, так сказать, момента.
– Иди в Сосновку, Андрей Гаврилович, осмотри там всё хозяйским глазом – я в таком разе буду спокоен. Иначе – сплошное беспокойство, а это – сам понимаешь…
Мерзляков ушёл с разведчиками.
Испив чаю, отдохнув немного, похлебав коньячку и закусив его русским салом, фрицы, прикомандированные к райцентру, решили действовать – построились в две колонны, одну чёрного цвета, другую мышиного, и двинулись к лесу.
Вообще-то у эсэсовцев, находящихся на фронте, также
С карателями выступили и местные полицаи. Поскольку Шичко не стало, её место занял Легачёв, больше поставить было некого, он единственный среди полицаев имел образование десять классов, но повышение это временное меланхоличного Легачёва почему-то не обрадовало… О повышении Легачёву объявил сам комендант.
– Охо-хо-хо! – замотал головой новоиспечённый начальник, поморщился болезненно и схватился обеими руками за поясницу. – Нарежут из меня господа партизаны длинных гибких ремней, не посмотрят на заслуги перед профсоюзом.
– Ремней из него – для чего? – Комендант запоздало нагнулся к переводчику. – Суп варить?
– Это присказка такая у русских, герр гауптман, – поспешно пояснил переводчик, – иносказательная. У русских всё шиворот-навыворот, куда ни плюнь – всюду иносказания…
– Дурацкая присказка!
– Я тоже так считаю, герр гауптман.
– Он что, не хочет работать? – Комендант потыкал пальцем в Легачёва.
– Нет, хочет, но жалуется, что у него болит спина.
– Спину мы быстро вылечим. Двадцать пять плетей – и никаких ремней не надо будет резать. – Комендант достал из кармана хорошо отглаженный, со стрелками-линеечками, пахнущий французским парфюмом платок, протёр им стекло монокля – с этим увеличивающим мир кругляшком он теперь старался не расставаться, – сунул под лохматую, начавшую дурно куститься бровь и неожиданно рассмеялся. – А что… Резать ремни из спин непослушных людей – это мне нравится. В России, похоже, только так можно навести порядок.
Как бы там ни было, Легачёв, человек нерешительный, квёлый и в полицаи-то угодивший по недоразумению, случайно, оказался во главе целой управы и вынужден был возглавить отряд.
Разведчики засекли карателей, едва те вошли в лес. Игнатюк, видя такое дело, только пальцем покрутил у виска – и охота фрицам в такой холод мошонки себе морозить, – но старшина Иванов, бывший старшим в этой тройке, отнёсся к делу серьёзнее и скомандовал Игнатюку:
– Давай-ка, друг, быстрее в лагерь, к Чердынцеву, предупреди его – идут, мол… И смотри, на мину не напорись случайно, наши там много новых мин поставили.
Каратели шли по лесу медленно, битюги увязали в снегу, перегруженные сани переворачивались, офицеры ругались в голос, вдобавок ко всему эсэсовский начальник вдребезги разругался с командиром полевиков – чего-то они не поделили, скорее всего, славу… А в том, что они развесят партизан, как ёлочные игрушки, по деревьям, фрицы были уверены на все сто процентов. Знали каратели, что при случае они могут и авиацию вызвать, и орудия подтянуть, у них были на вооружении не только пулемёты.
Серый тёмный пар грозовым облаком висел над отрядом карателей, плыл вместе с людьми в неведомое… К реке Тишке плыл.