Лесная нимфа
Шрифт:
– А что так робко? Можно подумать, у нас десять скоростей! Поезжай – если всех пропускать, никогда никуда не доедешь.
– Я думала, хозяева «Лехусов» над ними ужасно трясутся, – сказала Нина. – А этот вон как по газону погнал. И вид у него довольно замурзанный, грязный весь какой-то.
– Ну, может, он их меняет, как перчатки, – пожал плечами Анненский. – Людей богатых теперь много.
– Как его смешно называют – «Лехус»…
– Нина, не болтай.
– А что, вы же сами говорили, что нужно водителя отвлекать разговорами! И что гаишник на экзамене меня будет всяко забалтывать.
– Будет. Ну что, отвлекать тебя в качестве репетиции?
– Давайте, –
– Кто во что горазд, тот свою машину так и называет, – начал Анненский. – «Нексию» «ксюхой» зовут. «Форд» – «федором», «Рено» – «ренатой»…
И опять его глаза встретились в зеркале заднего вида с глазами Алены.
«Он меня узнал, – поняла та. – Все, точно узнал. И теперь думает, зачем я здесь. Ну, узнал так узнал, тем лучше, вот приедем, и я ему все объясню…»
– А один мой знакомый свой «Мерседес» «мерзавцем» зовет, – сообщила Нина.
– Чаще «мерсы» «меринами» называют, – уточнил Анненский. – Или «мурзиками». «Ауди» – «авдотья», «авоська». «БМВ» – «бимер», «бумер», «бэха», ну, «вовчик» – общее название для «Вольво», «Мазда» – «матрешка», «мася».
– А у этого моего знакомого модель его «мерса» называется ЦЛК, так что он иногда его не «мерзавцем» называет, а… ну, вы представляете, как! – добавила Нина.
– Представляем, – согласился Анненский. – Но что-то ты слишком развеселилась, Нинок. Вообще-то ты за рулем. Сосредоточься. Что мы видим впереди?
– Переезд, – сосредоточилась Нина. – И знак «Стоп».
– Так, что надо делать?
– Тормозить, – радостно сказала Нина – и на полной скорости проскочила переезд.
– Мать моя! – бессильно воскликнул Анненский, а Алена невольно закатилась смехом. Она аж зажмурилась, хохоча, оттого и пропустила, как началось то, что произошло потом.
1985 год
Уже через час Никита засомневался в правильности своего замысла. Он надеялся, что их поиски сложатся удачнее: ну покрутятся они с Гришей по перрону, в поезд сядут, пройдут по вагонам и внезапно – ну, разумеется, внезапно! – Гриша подтолкнет его, за руку схватит или просто шепнет: «Вот он!» И они увидят того самого Олега, который со своей мамой послушно едет на дачу. И подойдут к ним. И начнет Никита задавать осторожные вопросы. И… в конце концов окажется, что и этот «брюнет» абсолютно ни при чем. И то же самое скажут Валентина и ее подруги, когда увидят этого парня. Да, пока что конечный результат был во всех поисках один: извинения за беспокойство.
В глубине души он был готов к тому, что не все пойдет ладно, но то, что они, как замурованные, простоят всю дорогу в середине вагона, не в силах даже с места двинуться, не то что по другим вагонам пройтись, – это обескураживало. В довершение всего дернула же его нелегкая на обратном пути сойти – когда уже съездили до Тарасихи, докуда доезжали обычно этот почти мифический Олег с матерью, и возвращались в полупустом поезде в город, – дернуло же его сойти на Линде. Главное, почти и незачем было. Ведь в материалах дела имелись допросы Долинина о том, не было ли у Катерины каких-либо ценных вещей при себе, украшений… И ориентировки на то малое, что известно, уже давно разосланы по комиссионкам и скупкам, Никита сам их составлял. Однако показалось необходимым еще раз поговорить об этом с Долининым. Мало ли что, вдруг о чем-то забыл, а теперь вспомнил. Бывает!
«А то ведь до чего целеустремленно ищем эту четверку, – думал Никита, – но, по сути дела, нет никаких
Долинина дома не оказалось. «Может, ребятишек в город повез», – подумал Никита.
До поезда оставалось время, по пути на станцию зашли к Кучеровым. Но и тех не оказалось: уехали, сказала соседка, провожать Николая. Гриша только сейчас вспомнил – и правда, брат ведь возвращается сегодня к себе, на БАМ, а он забыл проводить. Настроение у него испортилось.
Оба одинаково хмурые, шли Никита с Гришей по платформе, когда перед ними возникла Валентина. Она сперва не заметила их: стояла у входа в станционное почтовое отделение и читала какое-то письмо. Гриша мимоходом с ней поздоровался, и Валентина подняла глаза. Увидев Никиту, она растерянно моргнула, скомкала письмо, будто хотела спрятать… Охоты разговаривать у Никиты не было никакой, разве узнать, что нового. Он и спросил. Валентина в ответ ничего не сказала, только почему-то покраснела.
– Можно вас спросить? – не сводя глаз с Никиты, вдруг сказала она с какой-то отчаянной решимостью в голосе и при этом так зыркнула на Гришу, что он поспешно бормотнул: «Извините», – и смущенно отошел.
– Что случилось? – удивился Никита.
Однако решимость Валентины, похоже, тут же угасла. Она опустила голову, потянула из кармана скомканное письмо, начала его расправлять, разглаживать…
– Письмо получила? – спросил Никита об очевидном, чтобы хоть немного привести ее в себя.
– Да… из армии, от мужа.
– А-а. Ну и что он пишет? Как служба?
– Да ничего. Ему уже немного осталось. Скоро вернется.
– Вот и отлично, – бодро отозвался Никита, понимающе кивнув в то же время Грише, который нетерпеливо показывал ему на приближающуюся со стороны города электричку. Никита прикинул, что хорошо бы прочесать и ее: может быть, «брюнет» появится сейчас? Основной поток дачников схлынул, едут опоздавшие на первый поезд. Народу мало, пройтись по вагонам можно успеть. Он уже хотел проститься с Валентиной, когда она подняла наконец глаза:
– Скажите, а когда вы… поймаете того, кто убил… вы к нам на Садовую не будете приезжать?
Никита не знал, что и говорить.
– Валя, – произнес растерянно, но она вдруг резко повернулась и бросилась вниз по лестнице.
Подошла электричка. Гриша вошел в вагон, Никита, чуть помедлив, следом. В проходе свободно. Даже места есть. Они миновали вагон и вышли в скрежещущий тамбур.
Поезд тряхнуло. Гриша – ничего, устоял, а Никиту швырнуло на дверь, он едва не упал, только рванул ветровкой за ручку двери. Хрястнуло. Выпрямившись, оглядел себя – карман куртки вырван чуть ли не с мясом.
– Ого… осторожнее надо, – сочувственно сказал Гриша.
– Ладно.
Другой вагон был полупустым. На передней лавке самозабвенно целовались цыган с цыганкой, оба молоденькие, небольшого росточка. Он – в джинсах и смешных, давно уже не модных туфлях на высоких наборных каблуках, она – в ворохе крепдешиновых юбок, косынке, стянутой на груди узлом, с босыми, грязными точеными ногами.
Гриша стеснительно оглянулся на Никиту, неловко усмехнулся, поторопился пройти вперед, но у самого выхода не удержался – снова поглядел на черноволосые головы, одну кудлатую, другую – с окрученными вокруг лоснящимися косами. Впрочем, туда смотрели все. Никита, тоже оглядываясь, зазевался, и двери, сдвигаясь, стукнули его с обеих сторон.