Лесная нимфа
Шрифт:
Наталья опустила глаза. Через некоторое время Таня заговорила снова:
– А Люда велела мне передать, что не хочет меня видеть.
– Ничего. Это пройдет, – тихо ответила Наталья.
– Ее мама меня прогнала. – Казалось, Танин голос вот-вот закапает мелкими капельками вместе с дождем по асфальту.
– И это пройдет, – повторила Наталья. – Они тебе простят.
– Почему вы так думаете? – Таня глядела себе под ноги.
– Они тебя любят.
Таня даже присвистнула.
– Да, да. Оттого Люда и мучилась так. Любят и простят. Надо только подождать.
И они опять пошли молча.
– А
Она умолкла.
Наталья ничего не ответила. А что она могла сказать? Что тоже думала?
Ну вот и надумала…
Небо было таким серым, будто дождь не прекращался с прошлого лета. Мутный, серый. Наталья вдруг вспомнила, что Лидочка не взяла с собой в лагерь резиновые сапожки. Уже так привыкли, что все нет да нет дождя, что и забыли про них. Если непогода затянется, Лидочка там так и будет с мокрыми ногами.
Ничего страшного, завтра их можно было бы отвезти, но это почему-то не пришло в голову Наталье. Сердце зашлось от жалости к Лидочке и себе. Захотелось позвонить маме, но мама не хочет с ней разговаривать…
– Наталья Сергеевна! – Голос Тани опять звенел и рвался. – А как он? Леша?
Наталья быстро глянула на девушку, но промолчала.
– Про это нельзя спрашивать, да? Вы меня презираете?
Что ей могла сказать Наталья? И что она могла сказать тому же Грише?
– Презираете, – зло усмехнулась Татьяна. – Да и на здоровье. Все равно я буду его ждать. И еще посмотрим, кто из нас будет счастливей! Потому что любовь у каждого своя.
– В самом деле, – сказала Наталья, почему-то удивившись этим словам, таким точным и таким ошибочным. – Она своя у каждого… У меня, у тебя… Но у тебя с этим Лешей она тоже будет не одна на двоих, а у каждого – своя. Или, быть может, только одна – твоя.
– Это мы еще посмотрим! – выкрикнула Татьяна и бросилась прочь, и скоро серая завеса дождя скрыла ее от Натальи.
Наши дни
– Что вы наделали, – пробормотала Алена, беря телефон и удивляясь, почему он прыгает в ее руках. – Зачем вы ему сказали?.. Вы же всех подставили, и себя, и меня, и Дугласа, и даже Чингис… в смысле, даже Петряя! Он теперь всех нас… по очереди…
– Ключевое слово здесь – по очереди, – сказал Анненский, немыслимым образом вклиниваясь-таки между двумя машинами и перестраиваясь в другой ряд, из которого автомобили не выходили на проспект Гагарина, а объезжали площадь. – До всех сразу не доберется. Он начнет с меня, так что у вас есть время.
«Да он же нарочно все это говорил, – наконец-то дошло до Алены. – Он провоцировал Внеформата. Вызывал огонь на себя. Боже ты мой, камикадзе чертов!..»
– Сейчас я приторможу где-нибудь, вы немедленно выйдете и скроетесь отсюда. Уходите дворами, проулками, уходите в милицию, а еще лучше – сразу позвоните 02 и вызовите наряд на площадь Лядова. Скажите, здесь большая авария.
– Да какая авария, у них же тут камеры наблюдения везде натыканы, про это во всех газетах писали, – сказала Алена. – Каждый метр просматривается. Они сразу увидят,
– Нет, так будет, это я вам гарантирую, – сказал Анненский сквозь зубы. – А вы что, правда писательница? Дадите что-нибудь почитать?
– Да я только дамские детективы пишу, про любовь, вам неинтересно будет… это только женщины читают, – зачем-то начала объяснять Алена.
– Понятно, – усмехнулся Анненский.
«Лада» вырвалась наконец из потока медленно ползущих автомобилей. На встречной полосе было просто-таки неправдоподобно пусто – на дальнем перекрестке зажегся красный свет, – поэтому Анненский почти мгновенно обогнул площадь и начал притормаживать, свернув к «Нижегородской кофейне». Здесь «Лада» развернулась и встала носом к движущемуся ряду, так чтобы можно было в любое мгновение перерезать ему путь.
– Выходите, Але… то есть Елена, – сказал он с улыбкой, не поворачивая головы, но у перепуганной писательницы Дмитриевой вдруг перехватило горло. Надо думать, именно с перепугу.
Она тупо кивнула, взялась за ручку двери, но тут же снова села прямо и поставила ноги на педали, которыми Анненский пару часов назад подправлял неумелую езду Ниночки. Сейчас педали, конечно, были отключены, однако, коснувшись их, Алена почувствовала себя спокойней.
– Я не уйду. Я тоже хочу… его остановить.
– Уходите! – закричал Анненский, перегибаясь через нее и пытаясь открыть дверцу. Алена стукнула его по руке, а когда это не подействовало, с силой ущипнула за обнажившееся, высунувшееся из рукава запястье.
Ногти скользнули, щипок не получился, но Анненский с сердитым изумлением вскрикнул:
– С ума сошла?!
– Я никуда не уйду.
– Что, в вас писательская этика забурлила? – спросил он отрывисто, не отводя глаз от потока машин. – Боитесь, потом за клевету вас привлеку, если неточно нарисуете процесс… – И тут же вся эта чушь забылась: – Вот он!
Теперь и Алена увидела. Из дальнего бокового ряда, который полз вплотную к повороту на Окский съезд и порой замирал, потому что машины из него перестраивались во второй – прямо, на Гагарина, и третий – объездной по площади, ряды, вырвался знакомый автомобиль, бежево-серебристый, грязный, весь какой-то… поношенный, потертый, будто с перепою. Он производил впечатление павшего, потерянного человека, который на себя давно махнул рукой. Почему-то Алена вспомнила, что у Лескова плешь. Оно все было как-то одно к одному – и этот «Лексус» воистину «со следами былой красоты», и плешь эта…
В это мгновение, словно по мановению волшебной палочки, пробка рассосалась. Те машины, которые уходили на проспект, радостно прибавляли скорость. Те, которые уходили на объезд площади, напротив, скорость снижали, вливаясь в поток, хлынувший с проспекта Гагарина. Однако «Лексус» не снизил скорость. В какие-то странные, ультракороткие мгновения Алена увидела за мутным стеклом обезумевшее от радости и азарта лицо Внеформата… На самом деле, конечно, она ничего не видела, а может быть, все-таки?.. Иначе откуда она знала, что у него точеные, заострившиеся черты, тонкие губы, что у него голубая жилка бьется на виске, постепенно набухая и начиная уродливо выпирать, словно все его яростные мысли сделались невыносимы тесноте черепа и теперь возбужденно рвались из него на свободу – к осуществлению?