Лесная смерть
Шрифт:
Интересно, который час? Почему-то я вдруг проснулась. Но кажется, сейчас еще отнюдь не утро. Уж слишком тихо вокруг. Что же могло меня разбудить? Я внимательно вслушиваюсь в окружающую тишину.
— Элиза!
Сердце мое на мгновение замирает, однако почти тут же я осознаю, что голос принадлежит Виржини.
— Элиза, если ты проснулась, то подними палец.
Я поднимаю палец.
— Рено говорит, что Стефана убила Лесная Смерть. Чтобы наказать его за то,
Я вновь приподнимаю палец.
— Рено сейчас здесь, со мной. Он говорит, что ты очень хорошенькая. А еще говорит, что если бы ты была мертвой, то из тебя получилась бы очень хорошенькая покойница.
Я тут же представляю себе склонившуюся надо мной Виржини, замерший у нее за спиной призрак умершего брата, сама же она — очень бледная, в белой ночной сорочке, сжимает в руках огромный нож, намереваясь вонзить мне его прямо в сердце, приговаривая при этом: «очень хорошенькая покойница»… Нет, эта девчонка определенно сведет меня с ума — вот уже и мурашки по телу побежали.
— Рено проголодался, ему очень хочется того шоколадного торта, что приготовила мама. Сейчас я отведу его к холодильнику.
Вот-вот: уведи его поскорее, убирайся отсюда!
— Все будут говорить, будто детей убивал Стефан, но это неправда. Рено знает это, и ты тоже; только мы трое и знаем об этом. По-моему, это очень даже хорошо, потому что Рено — мертвый, я — живая, а ты — и не совсем мертвая, и не совсем живая; нечто среднее… Ну ладно, мы пошли. Я только хочу сказать тебе еще одну вещь… Не надо бояться умереть: Рено говорит, что это не так уж и плохо…
Спасибо, я просто в восторге. Легкие, почти неслышные детские шаги удаляются. Пытаюсь дышать поглубже. Несчастная девчонка разгуливает ночью по дому в бредовом состоянии. Что ж. Забудем эту ночную интермедию. Нужно немедленно уснуть, иначе все эти мысли опять меня одолеют.
— Виржини, это ты?
Голос Элен.
— Я ходила пописать, мама.
— Быстро ложись в постель!
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, дорогая. Это Виржини, — добавляет она тихонько.
— Не нравится мне, что она вот так бродит по ночам… — замечает Поль.
Оба они говорят шепотом, но в ночной тишине до меня отчетливо доносится каждое слово.
— Элен…
— Что?
— Элен, нам нужно поговорить.
— Сейчас слишком поздно для разговоров…
— Элен, ты хотя бы отдаешь себе отчет в том, что Стефан умер?
— Что это на тебя вдруг нашло? Черт, издеваешься ты надо мной, что ли?
— Потише, пожалуйста, иначе Элизу разбудишь.
— Наплевать, мне уже порядком надоело, что она тут болтается; уверен, что она все время за нами шпионит.
— Однако этим летом ты не очень-то был похож на человека, которому она сколько-нибудь надоела…
— Да
— Ну почему? Или ты хочешь сказать, что на самом деле она тебе не нравится? И полагаешь, будто я в упор не замечала твоих маленьких хитростей — когда ты, к примеру, нежно поглаживал ее затылок или еще что-нибудь в том же духе?
Значит, это был он! Теперь-то я совершенно уверена: тогда, на диване, это был он, грязный извращенец!
— Ради всего святого, Элен: неужели мы не можем поговорить серьезно?
— Мы уже говорим, разве не так?
— Ох, ну ладно; считай, что я вообще ничего не говорил, забудь об этом.
Должно быть, они закрыли дверь, потому что мне ничего больше не слышно. О чем же хотел поговорить с женой наш порочный Поль? Во всяком случае ясно одно: как женщина я ему уже больше не интересна. Конец всем «дружески» ласковым прикосновениям и любезным словам. Чувствую себя этакой навязавшейся в гости престарелой тетушкой: все ждут не дождутся, когда же она наконец изволит свалить из этого дома.
Остается лишь лежать да считать баранов.
10
— Доброе утро, Элиза, надеюсь вы хорошо выспались?
Я резко просыпаюсь. Заснула я, кажется, на три тысячи двести пятьдесят пятом баране, поэтому чувствую себя так, словно только что свалилась с луны.
— Погода сегодня просто чудесная. Прекрасный осенний денек, — продолжает Элен, открывая ставни.
Не понимаю, зачем она попусту тратит время, открывая и закрывая их, — ведь для меня от этого ничего не меняется.
Звонок в дверь.
— Ох, там кто-то пришел. Я скоро вернусь.
Надеюсь, что очень скоро: страшно хочется писать.
Снизу доносится мужской голос, и я невольно прислушиваюсь. Флоран Гассен. Интересно.
— Искренне сожалею, что пришлось побеспокоить вас в такую рань, но мне крайне необходимо задать несколько вопросов — и вам, и вашему мужу.
— Муж уже уехал: прежде, чем отправиться в банк, он отвозит в школу Виржини.
— Вот как; ну что ж. Послушайте, это вовсе не официальный визит; просто мне хотелось бы знать, не доходили ли до вас слухи о том, будто Софи Мигуэн изменяла мужу…
— Хотите кофе?
— Гм… Нет, спасибо.
— Садитесь, прошу вас. И извините, ради Бога: мне нужно отлучиться на минутку; я скоро вернусь.
— Гм… Да, пожалуйста.
Элен вихрем влетает в мою комнату.
— Вот наконец и судно. Пришел инспектор Гассен, и я не знаю, как мне быть: он хочет, чтобы я ему сказала, известно ли мне, что у Софи… Как по-вашему, мне следует ему все рассказать?
Я приподнимаю палец. Элен извлекает из-под меня судно.
— Я скоро вернусь.
Она возвращается в гостиную.