Лесная тропа
Шрифт:
Когда слежавшийся снег сошел, а запозднившийся, выпавший в иной хмурый апрельский день надолго уже не задерживался, когда земля оттаяла, так что годилась под распашку, в наши места приехал полковник. Он приобрел по соседству со мной большое владение и заложил в дубовой роще фундамент жилого дома. Это было чуть ли не то самое место, о котором я уже давно думал, что хорошо бы построить здесь дом, из него откроется чудесный вид на окрестные леса.
Я не был еще знаком с полковником, но от ротбергского трактирщика слышал, что какой-то приезжий, по всему видать, человек состоятельный, ведет переговоры о покупке большого участка и собирается у нас поселиться. Потом до меня дошло, что сделка состоялась, называли даже уплаченную сумму. Я знаю цену подобным слухам: скажут на ноготок, а перескажут с локоток, — однако у меня не было ни времени, ни желания обратиться к первоисточнику, чтобы их проверить; эта зима принесла больше заболеваний, нежели любая другая, и работы у меня
Как-то во второй половине дня выдалось у меня свободное время, и я отправился в Дубки, это от меня рукой подать, и я охотно заглядываю туда в досужие часы. Слухи подтвердились, я застал там местных жителей, занятых землекопными работами. Большинство меня знало: кто снял шляпу, а кто ограничился приветственным знаком или кивком. Многие из них у меня работали, когда я еще только приступал к постройке дома, но здесь рабочих рук было несравненно больше, и работы велись самые разнообразные — все говорило о том, что хозяева торопятся. На участке было свалено большое количество строительного материала, в деревянной хижине строгали дверные и оконные косяки. Рядом с дубравой был разбит участок под будущий сад. Я нигде не видел владельца и, осведомившись о нем, услышал, что он приезжал всего лишь раз, все осмотрел и дал подрядчику указания насчет дальнейших работ. Как только станет тепло, он совсем сюда переедет и будет жить в деревянной хижине, которую для него ставят около Дубков, но уже осенью рассчитывает поселиться в двух-трех комнатах, что будут готовы в первую очередь, лишь бы удалось высушить их как следует.
Я внимательно осмотрел начатые работы и, ознакомившись со слов подрядчика с планом строительства, весьма его одобрил.
Спросив при случае о владельце усадьбы, я услышал, что это старый полковник. Больше о нем здесь ничего не знали.
Поговорив таким образом, я вернулся к себе вниз.
Этой весной я снова взялся за стройку. Мы уже запасли достаточно камня и начали ставить садовую ограду. Теплая сырая погода благоприятствовала моим посадкам, милые мои чудесные фруктовые саженцы хорошо принялись; листья были даже больше и темнее, чем можно было желать в таких случаях, ветви разрослись густо, смотришь, они уже широко раскинулись вокруг тоненьких стволов. Да и первые мои овощные грядки уже зеленели под лучами солнца. Цветочные насаждения — розовые кусты, сирень и все-все прочее наливалось и расцветало. Насчет тюльпанов, насчет разведения гиацинтов семенами, а также гвоздик мне еще предстояло потолковать с гурфельдскими садовниками: сразу за всем не угонишься. Я предполагал еще этим летом отстроить весь второй этаж и сложить повсюду печи, а там уже взяться за внутреннюю отделку и убранство. Второй этаж я целиком предназначал для личного пользования. Угловую, куда из сада ведет отдельный ход, ключ от которого всегда при мне, я решил оставить спальней и только хотел меблировать ее как следует. Помимо кровати, в ней должно было находиться все, что требуется для моих книг и всякой писанины, чтобы я мог работать в тиши и уединении. К спальне должен был примыкать мой настоящий кабинет и гостиная. Пройдут, должно быть, годы, прежде чем я закажу резчику задуманное мною письменное бюро; я уже давно работаю над чертежами, копаюсь, меняю, сто раз переделываю, так что до исполнения еще, похоже, далеко. Резные лари я тоже вычерчу сам и закажу мастеру. Затем будут отделаны и остальные комнаты, чтобы можно было из одной переходить в другую. Восьмиугольная комнатка, соединяющая оба крыла, напоминает часовню и при желании может служить ею. Столовую, где я буду обедать сам и принимать гостей, устрою в партере, ход налево соединит ее с парадным подъездом, а ход направо — с кухней и буфетной. Третья дверь, в глубине двора, тоже открывается на лестницу, что ведет ко мне мимо комнатки Томаса, которого я поместил с собою рядом; с этой дверью — через проходную, ныне занимаемую Готлибом, — соединена и светелка, выходящая в сад. Я задумал отделать ее панелью и обставить моими любимыми резными изделиями. Если господь благословит мои труды, я мечтаю отделать панелями и другие комнаты — ведь это так радует глаз. Владения Каэтана, конюшню и сараи, я тоже собираюсь расширить, так как прикупил пахотной земли.
Увы! Весь второй этаж собирался я закончить этим летом, а между тем сейчас, когда пишутся эти строки, идет уже третье лето, а у меня только и есть, что белые занавеси, которые принесла мне старая Мария и уговорила принять от нее в дар.
Когда же будут готовы вещи, которым я заранее так радовался, при мысли о которых сердце сильнее билось в груди?!
Весна была в самом разгаре. Все наливалось, все расцветало, все дышало изобилием. Холмы оделись зеленью, колыхались нивы; даже на впервые засеянных в этом году пашнях, тянущихся вдоль Миттервега вверх, — какая восхитительная картина откроется здесь перед окнами полковника! — волновались сизые колосья ржи. Великолепная ель рядом с моей
Насчет Готлиба я не обманулся. Мое предположение, что он совсем поправился, подтвердилось. Он от природы здоровый малый, и только скверное питание подорвало его силы. Теперь он был свеж, как маков цвет, весел и резв, и я решил, что, если ничего не изменится, незачем летом пичкать его целебной водой. Насколько я заметил, он питал пристрастие к жеребятам, возможно оттого, что до нашего знакомства вместе с другими пастушатами стерег Грегордубсовых жеребят. Он с душой взялся бы за вороных, но я считал, что это ему еще не под силу, и договорился со здешним учителем, который должен был каждый день приходить обучать его. Тем временем я велел сшить ему из моего гардероба новую одежку. Я уже не расстанусь с ним. Лошадей я всех доверил Томасу, он был очень привязан к каурому и отлично с ним управлялся.
В это время прошел слух, что полковник с дочерью прибыли в новое свое отечество. Они построили себе дощатую хижину из трех комнат, порядочной кухни и просторной людской для служанок. Человек, приехавший с полковником, спит у него в спальне за перегородкой. Этим жильем они располагают обойтись, покуда не будут готовы несколько комнат в новом доме. Дошла и до меня эта новость, но я не придал ей большого значения. Я уже и сам заметил, что полковнику ставят хижину, видел также, что стены его усадьбы вырастают из земли; но так как я больше не поднимался в Дубки, то и не знал, далеко ли продвинулась стройка.
Как-то в воскресенье довелось мне впервые увидеть в церкви отца и дочь. Когда у меня есть время, я люблю ездить к поздней обедне, хотя обычно, за недосугом, довольствуюсь ранней. Особенно летом, когда приходится выезжать спозаранок и забираться в несусветную даль, захожу я в какую-нибудь местную церквушку. Когда я слез с повозки, старенький зиллерауский священник как раз направлялся служить обедню и остановился поговорить со мной.
— Не с новым ли соседом вашим вы приехали? — спросил он.
— Нет, — отвечал я, — я еще не имел случая с ним познакомиться.
— Как вижу, и он уже здесь, — продолжал священник, — вот его экипаж. Полковник бывает у нас каждое воскресенье, и, увидев вас, я решил, что вы составили ему компанию.
— Я и в самом деле не бывал здесь несколько воскресений, — возразил я в свое оправдание. — У меня было на руках много больных, приходилось слушать слово божие то в одной, то в другой церкви, когда в Дубсе, когда в Хальслюнге, а как-то занесло меня и вовсе в Пирлинг.
— То-то и оно, — заметил старый священник. — Вы человек занятой, вашей помощи ждут во многих местах. Да и храмы божии имеются повсюду. Так что же, опять у нас люди сильно болеют?
— Сейчас полегче стало, — отвечал я. — Эту неделю не сравнить с прошлой. Мне помогает весна, такой воздух хоть кого поставит на ноги, врачу остается только глядеть и радоваться. Это-то и дало мне возможность со спокойной душой поехать к вам.
— Вот и прекрасно, вот и прекрасно! Стало быть, сегодня вы увидите в церкви вашего соседа. Превосходнейший, заметьте, человек, не из этих зазнаек, хоть и говорят, что он богат и знатного рода. Благословенного вам утра, господин доктор!
С этими словами священник поклонился мне и, поникнув седой головой, побрел по красивой лужайке, что против церкви, к небольшой дверце, ведущей в ризницу.
Я почтительно поблагодарил его и еще немного задержался, чтобы поглядеть на выезд полковника. Крепкая коляска была запряжена парою гнедых лошадок, не сказать чтобы молодых, но хорошо ухоженных и вполне еще справных. Кучер сказал мне, что, как только выпряжет лошадей, тоже отправится в церковь, как это делает мой Томас. Лошадей здесь ставят в чистую, сухую конюшню трактирщика. Что же до многочисленных повозок приезжих крестьян, то их не распрягают, а так и оставляют на улице, лошадей привязывают к надолбам, а приглядывают за ними люди того же трактирщика.