Лесной бродяга (рассказы и повести)
Шрифт:
Глава III
Единицы и розги
Наступило критическое время, когда лисятам захотелось бродить и охотиться самостоятельно. И в ту же пору несколько тяжелых ударов свалилось на Рыжего Лиса, хотя раньше, учась в школе Природы, он благодаря своей находчивости серьезным наказаниям никогда не подвергался. Инстинкт не мог научить лисенка всему на свете. Его мать была слишком занята другими детьми, которые нуждались в ее помощи гораздо больше, чем их сообразительный брат. В результате Рыжий Лис должен был получить два-три горьких урока от такого строгого учителя, как простой житейский опыт.
Первый урок касался шмелей. Однажды, охотясь за мышью в травянистой ложбине на полпути к холмам, Рыжий Лис учуял запах какого-то лакомства, столь соблазнительного, что мышь
Забыв всякие помыслы о мыши, юный лис принялся жадно обнюхивать землю; от предвкушения удовольствия рот у него был полон слюны. Лис, не жалея лап, исколесил всю ложбину, но вот, наконец, сладкий запах густой горячей струей забил прямо у него под носом. Большой черно-желтый шмель басовито прогудел у лиса над головою, но тот, как зачарованный, словно бы и не слышал его. Высунув язык, он изо всех сил разгребал лапами землю, не обращая внимания на то, что из-под земли доносилось сердитое жужжание.
Слой, укрывавший шмелиные соты, был очень тонок. Через какое-то мгновение лапы лисенка уже коснулись драгоценного клада. Он быстро сунул свою алчную пасть в липкую массу шмелей и меда. Теперь-то Лис узнал, какая сладость скрывалась за околдовавшим его запахом! И вдруг он почувствовал острую боль в носу, будто туда всадили раскаленные колючки. Он отскочил назад, визжа от обиды и изумления, а шмели безжалостно жалили его, роем кружась около глаз и ушей. Не взвидя света, лисенок опрометью бросился бежать и нырнул в заросли можжевельника. Это было лучшее, что он мог сделать, ибо тугие можжевеловые ветки сбивали впившихся шмелей, а преследователи, еще не успевшие в него вцепиться, боялись повредить в кустарнике свои нежные крылышки. Минуту-другую они рассерженно гудели и жужжали вокруг убежища лиса, затем полетели восвояси — чинить и восстанавливать разрушенное гнездо.
А укрывшийся в кустах лис, которого жгла и палила боль, катался по прохладной земле и скреб ее, стараясь поглубже зарыться мордой. Чувствуя, что это не помогает, он с несчастным видом поплелся к ручью и погрузил всю свою голову по самые уши в холодный целительный ил. Более эффективного средства при таком недуге нельзя было найти: скоро лисенку стало легче, и он вспомнил, что пора идти домой. Родичи взглянули на его обезображенную, распухшую физиономию весьма неодобрительно, и он почувствовал себя отверженным.
Почти двое суток Рыжий Лис хандрил, сидя в норе и соблюдая невольный пост. Потом его молодая кровь очистилась от яда, и он вышел из норы с пустым брюхом и в самом скверном настроении. Это-то скверное настроение, а также чувство голода и толкнули его на новый опрометчивый шаг, и он снова был наказан неумолимой Природой.
Время близилось к вечеру, никто из всего семейства еще не вышел на охоту, и Рыжий Лис решил отправиться один и поискать зайца. Аппетит у него разыгрался так, что он мог насытиться только зайцем, а не какой-нибудь мелочью вроде мыши. Рыжий Лис, крадучись, стал пробираться по кустарнику и был уже на сотню ярдов от норы, когда увидел незнакомое черно-белое, полосатое животное, вперевалку бредущее по коровьей тропе. Зверь совсем не казался страшным, но у него был столь независимый, самоуверенный вид, что в другое время и при другом состоянии духа сметливый лис непременно остановился бы и подумал об этом. Но сейчас ему было не до того, чтобы задумываться. Он припал к земле, дрожа от нетерпения, и выжидал удобного мгновения для прыжка. Не промедлив ни одной лишней секунды, он рванулся из своего укрытия и прыгнул на неуклюжего незнакомца.
Рыжий Лис, как мы уже видели, был необычайно быстр и стремителен. На этот раз он прыгнул с таким редким проворством, что незнакомец почти не успел сообразить, что происходит. Лис уже схватил было зверя за полосатый загривок. Но буквально в тот же миг произошло нечто ошеломляющее. Зверь вихрем понесся от него, словно собираясь взлететь на воздух. Его длинный изогнутый хвост странным образом дернулся вверх.
Живя под таким проклятием, Рыжий Лис быстро обнаружил, что — как это нередко бывает — он может извлечь из своего несчастья пользу. Охотиться ему стало гораздо легче, ибо мелкие зверьки принимали его по запаху за скунса. Они знали, что скунс — животное нерасторопное, и подпускали к себе лиса очень близко. Таким образом, Рыжий Лис брал реванш за то прискорбное положение, в которое его поставила вонючка. Все леса теперь облетела весть, что появились какие-то скунсы, которые обладают поразительным проворством и прыгают словно дикие кошки — истинным, неподдельным скунсам в земле Рингваака охотиться стало куда труднее.
Тем временем лисица-мать все более волновалась: остальные ее дети норовили теперь кормиться только на соседних фермах. Подавая пример своим собственным поведением и, несомненно, прибегая к тому простому языку, тонкости которого недоступны человеческому восприятию, мать старалась внушить лисятам, что всякое вмешательство в дела людей — безумие, почти самоубийство. Легкая охота, поучала она детей, далеко не всегда самая хорошая охота. Эти наставления прекрасно запечатлевались в чутком мозгу Рыжего Лиса, но его брат и сестра считали их глупыми. Для чего же существуют утки и куры, как не кормить собой лисье племя? И для чего живут на свете фермеры, как не для того, чтобы разводить уток и кур, которые нужны лисицам? Видя такое умонастроение своих детенышей, мудрая мать стала склоняться к мысли, что надо покинуть старую нору и перевести семейство в более глухие и безопасные места, подальше от соблазна. Но пока она колебалась и раздумывала, дело неожиданно решилось само собой, — и Рыжий Лис получил еще один весьма полезный урок.
Произошло это следующим образом. Однажды под вечер, незадолго до заката, Рыжий Лис сидел на высоком бугре и смотрел, что делается неподалеку на ферме, как там ведут себя люди и подвластные им животные. Он сидел, подогнув под себя, как собака, задние лапы и опираясь на передние, склонив голову набок и высунув язык, — олицетворение внимания и любопытства. Он видел, как двое мужчин работали на поле за маленьким серым домом. Он видел, как по усыпанному щебнем двору носился огромный черно-пегий пес, играя на солнышке с желто-коричневым гончим-полукровкой, который прибежал к нему с соседней фермы. Видел, как ленивые жирные утки плескались в водопойном корыте у амбара. Видел, как стайка рослых цыплят беспечно ловила кузнечиков у края скошенной лужайки, и тоскливо думал, что эти цыплята могли бы стать легкой добычей даже самой медлительной и глупой лисицы. В тайниках его мозга уже зрело решение как можно тщательнее изучить людей с тем, чтобы при случае поживиться за их счет без большого риска.