"Лесной чёрт" (Слякоть)
Шрифт:
— И-и-их ты… А мы, значит, старались. Ну, как знаете!
Чокнулись, выпили, закусили. За знакомство, за невест и за лесного черта, будь он неладен. Застолье пошло весело, и присутствие хозяев гостям ничуть не мешало.
Время текло чудовищно медленно. Они пили, травили байки и поливали городских, то и дело бросая липкие взгляды на диван. Верхнюю одежду никто не снял, будто незваным гостям нравилось потеть. Оксана уже не видела в этой троице людей. Тень на обоях позади Бати
Первую бутыль уговорили быстро, и к началу второй Батя совсем окосел. Бессвязно болтал о лесах, о самогонном аппарате, о тракторе. И о земле, которая не выпускает людей со всех окрестных деревень. Макар взял его под локоть и отвел в спальню.
— Давай к нам, малой, — сказал Клим. — Третий нужен.
Ромка посмотрел на Оксану, вжался в нее, словно мог спрятаться от страшных взрослых внутри такой родной, такой теплой мамы.
— Малой, тебе уши прочистить?
— Никуда он не пойдет, — твердо сказала Оксана.
Клим с Макаром переглянулись.
— Вот так вот, — вздохнул Клим, вытирая бороду рукавом. — Не уважают нас москвичи.
Макар похрустел огурцом, облизал пальцы и швырнул пустой бутылью в Оксану. Чуточку промазал, угодив в стену над диваном. Брызнули осколки, Оксане обожгло лицо, на щеке вспыхнула кровью царапина. Макар довольно захрюкал.
— Что вам от нас надо?! — заревела Оксана сквозь слезы. — Выродки! Ублюдки конченые!
Снаружи грянул гром, в деревянных рамах задрожали стекла. Клим посмотрел в пустую кружку и покачал головой.
— Знаешь, Макар, а они не рады гостям совсем.
— Ага. Не нравимся мы им, не годимся. Прям морщатся, видал? Неженки столичные.
Осана боялась смотреть им в глаза. Сначала в них поблескивали только огоньки похоти, но теперь… С каждой кружкой, с каждой фразой, с каждым неуловимым движением там разгоралось нечто более страшное.
— Мы ж для них никто, нахер. Слякоть деревенская, а не люди.
Клим кивнул. Прикурил Батину папиросу и сказал:
— Вот я и думаю, а чего просто так сидеть? Давай малому ухо отрежем, раз он с нами пить брезгует.
Ромка вздрогнул. Клим подтянул к себе нож, которым несколько часов назад Оксана нарезала детям торт.
— Вот, например, глаз. — Клим дотронулся до синяка. — Штука полезная, нужная. А ухо?
Макар наполнил кружки. На троих.
— Я прошу, умоляю вас… Не трогайте детей. — Голос Оксаны застревал во внутренностях, выходил наружу хриплыми стонами. Она понимала, что говорит в пустоту, но не могла иначе. — Забирайте меня, что хотите делайте. Но их оставьте в покое.
Клим к ней даже не обернулся. Он подпилил
— Без уха ведь тоже все слышно. Сдалось оно ему. Может, новое потом вырастет.
Макар посмотрел на Ромку и подмигнул. Хлопнул по свободному стулу, приглашая. Оксана не могла отпустить сына, не могла разжать пальцы. Она знала, что если сейчас Ромка сядет между этими психами, то она его потеряет.
— Давай, малой, не телись, нахер. Отлипни уже от мамкиной сиськи. Когда еще деревенского самогона попробуешь?
— Прошу… — взмолилась Оксана. — Будьте людьми.
Клим почесал переносицу, подошел к дивану и взял Ромку за ухо.
— Тихо, тихо, хозяйка, не дергайся. А то ведь рубану ненароком.
Маленький кулачок выскользнул из руки Оксаны, а вместе с ним частичка чего-то большого и важного. Будто из любимой семейной фотографии выдрали кусок.
— Мам…
— Все хорошо, милый. Ты только не бойся, я здесь, рядом.
Ромка заменил за столом Батю. Он глотал слезы, дрожащими ладошками поднимал кружку и прикладывался губами к самогону. Когда Клим заставил его сделать несколько больших глотков, Ромку вырвало.
— Злючий самогон в этот раз, ага, — сказал Макар, стуча Ромку по спине. — Горло продирает, дай бог.
Злючий… Эти двое как будто не чувствовали градуса, не пьянели совсем. Самогон их только раззадоривал. Делал злее.
Злилась и стихия. Раскаты грома походили на серию взрывов, от которых дом содрогался до самого фундамента. В печной трубе выл ветер. Черные окна вспыхивали багровым заревом, будто снаружи бушевал пожар.
Опрокинув очередную кружку, Клим бахнул кулаком по столу.
— Ладно, хорошо разогрелись, добро. Можно и жениться.
— Давно пора, нахер.
Оксане было плевать на себя. Она могла вытерпеть что угодно, последние месяцы брака научили ее этому. Но неспособность защитить детей сводила с ума. Она надеялась, что их отпустят, что ублюдки возьмут свое и исчезнут из их жизни. Но в глубине души Оксана понимала: их не выпустят из проклятого дома. И это она привезла детей сюда.
— Чтобы все по-честному, — проговорил Клим, — пусть невест малой выбирает.
Макар, не сводя взора с Лизы, снял бушлат и достал из кармана складной нож. Блеснуло лезвие. Он присел к невестам, диван под его тяжестью едва не развалился.
— Только чтоб, нахер, без сюрпризов. Дольше проживете.
Клим, напротив, нож отложил и слепил из ладони Ромки кулак с отставленным указательным пальцем.
— Мне выберем. Знаешь считалки? Давай любую.
У Оксаны плыло перед глазами, будто она смотрела на детей сквозь мутное стекло. Указательный палец Ромки между лапищ Клима казался зубочисткой. Лиза кивнула брату, давая молчаливое согласие. Палец уперся в нее.