Лесной маг
Шрифт:
— Что-то не так, Невар? — неожиданно спросил Эбрукс.
Я заметил, что они с Кеси странно смотрят на меня. А я невидяще уставился в окно. Я перевел взгляд на гостей. Их лица покрывали пот и грязь, но в глазах светилась искренняя тревога.
— Вы знаете, что обо мне говорят в городе? — спросил я.
Эбрукс отвернулся и ничего не ответил. Кеси вздрогнул. Этого оказалось вполне достаточно.
— Почему вы ничего мне не сказали? — резко спросил я.
— Ну, Невар, — заявил Кеси. — Мы знаем, что это неправда. В тебе такого нет.
— Я уж надеюсь.
— Ну, дело в том, какой ты, — весомо изрек Кеси. — Живешь тут один, рядом с лесом. Да еще такой большой. Никто о тебе ничего не знает. Из-за этого им легче что-то о тебе вообразить. Тебе стоило бы почаще заезжать в город, выпивать с парнями, показать им, что ты вовсе не такой уж и странный.
— Хороший совет, но запоздалый, — проворчал я. — Не то чтобы у меня когда-то были деньги на пьянки с парнями. А теперь меня только что не изгнали прочь, а сегодня едва не забили камнями.
— Что? — с ужасом спросил Эбрукс.
Они выслушали мою историю, мрачно кивая. Когда я описал человека, который пробирался ко мне сквозь толпу, Эбрукс кивнул.
— Это, должно быть, Дейл Харди, — пояснил он. — Он новенький. Дай ему месяц в Геттисе — и он поутихнет. Станет такой же, как все.
Мы поговорили еще немного, а потом они ушли, пообещав принести мне завтра еды из столовой. Все это не слишком меня утешило. Я ничего не ел весь день, и терпеть голод становилось все труднее. Неожиданно у меня в голове кое-что связалось. Прошлой ночью я воспользовался магией, чтобы согреться. Сегодня мой голод соответственно усилился. Магия, по-видимому, требовала больше пищи, чем физические усилия. Я задумался, удастся ли мне потратить достаточно магии, чтобы избавиться от стены жира вокруг моего тела. Скорее, решил я, это пробудит во мне такой аппетит, что я сойду с ума прежде, чем добьюсь успеха.
Я вышел из дома в сгущающихся сумерках, чтобы поискать чего-нибудь съедобного. Ружье я прихватил с собой, хотя и уговаривал себя, что мне нет нужды беспокоиться. Если бы толпа хотела выследить меня и вздернуть, они бы уже это сделали. Верно?
На огороде еще ничего не успело вырасти. Я зашел в стойло к Утесу и смущенно забрал из его кормушки меру зерна. Оно было грубым, твердым и не слишком чистым, но я промыл его и положил отмокать в горшке возле огня. Моя бочка с водой почти опустела; я взял ведро и направился к ручью.
Как и в самый первый день, меня преследовало ощущение, что кто-то за мной наблюдает. Я услышал шелест перьев над головой, торопливо взглянул вверх и увидел стервятника, опустившегося на ветви дерева на опушке леса. Очертания деревьев и птицы четко выделялись на фоне медленно тускнеющего неба. Неожиданно она каркнула, и по спине у меня побежали мурашки Я вскочил на ноги, плеснув себе в сапог холодной воды.
— Невар. — Тихий голос доносился из леса.
Казалось, он идет со стороны дерева, послужившего насестом стервятнику. Хотя голос был женским и я узнал интонации Оликеи, первой моей мыслью было, что это смерть зовет меня по имени. Однако следом
Неожиданно я увидел корзину, которую она несла на сгибе локтя. Она протянула руку и поманила меня. Я медленно шагнул в ее сторону, пытаясь заставить себя мыслить трезво. Хочу ли я вновь войти в ее мир? Она сжала руку в кулак, и мои ноздри наполнил аромат раздавленного плода.
— Невар, — нежно позвала она снова и сделала шаг назад, к лесу.
Я выронил ведро и поспешил за ней. Она рассмеялась и бросилась бежать.
Я последовал за ней в лес. Она останавливалась и снова бежала, уворачивалась, пряталась, а потом появлялась вновь, а я бездумно преследовал ее, как собака, которая выслеживает белку, перескакивающую с дерева на дерево. Она свела всего меня к двум простейшим побуждениям — пище и влечению. Достоинство, ум, рассудочность осыпались с меня, пока я гнался за Оликеей по сумрачному лесу.
Под пологом сплетенных ветвей сгущалась ночь. Мои глаза привыкли к сумраку, а нос стал надежным союзником. Оликея не пыталась всерьез от меня отделаться, просто оставалась как раз за пределами досягаемости, смеясь, стоило мне подобраться поближе, а потом вновь ускользая и прячась в обманчивых вечерних сумерках.
Я и не заметил, как мы оказались у границы настоящего древнего леса. И тут она помчалась по-настоящему, корзинка запрыгала у нее на руке, ягодицы так и мелькали. Она больше не пыталась прятаться от меня, и я бежал, тяжело дыша, но, словно собака, взявшая след, упорно и без устали.
Догнал ли я ее или она сама обернулась и поймала меня в объятия? Не могу ответить. Знаю лишь, что у родника эта игра закончилась нашей общей победой. Она по колено забежала в воду, брызги летели во все стороны. Я последовал за ней, она обернулась, охотно и без робости. Я поцеловал ее — казалось, это удивило и заинтриговало ее. Она отпрянула и рассмеялась.
— Тебе не нужно есть меня, великий. Я принесла правильную пищу для тебя, эта пища восстановит твои силы и поможет тебе раскрыться. У меня есть ягоды путешествующих во сне и кора полета глаз. И еще всегда-лечи и не-устань. Я принесла тебе все, в чем нуждаются великие.
Она взяла меня за руки и вывела на берег. Она не позволила мне ничего делать самому. Оликея кормила меня с рук, даже воду мне пришлось пить из ее сложенных ладоней. Она сняла с меня одежду, а потом предложила еще еды и себя. Вкус мягкого тонкокожего плода смешивался с игрой ее теплого влажного языка — она одновременно кормила и целовала меня. Она быстро училась. Оликея брала грибы зубами и предлагала мне, отказываясь выпускать, так что мне приходилось откусывать их у самых ее губ. Ее руки стали липкими от раздавленных плодов, и, когда она проводила ладонями по моему телу, аромат фруктового сока смешивался с запахами наших тел.