Лесной прадедушка (Рассказы о родной природе)
Шрифт:
Между островами извиваются протоки, то широкие, открытые, то узкие, поросшие тростником и камышами, — настоящий рай для уток, гагар и другой водоплавающей дичи.
Невдалеке от нашей деревни, на одном из соседних островов, находилось селение Кижи — несколько домиков, разбросанных по берегу, пароходная пристань, а прямо над нею на высоком пригорке — старинная, рубленная из брёвен церковь о двадцати трёх куполах.
Эта церковь — замечательный образец древнерусской архитектуры и бережно охраняется как памятник старины.
Селение Кижи
Но особенно красиво бывало по утрам, когда я ещё задолго до восхода солнца отправлялся на рыбалку.
На прозрачном нежно-розовом фоне зари чётко вырисовывались контуры древнего храма и силуэты кряжистых северных домов.
И как удивительно всё это гармонировало с огромными серыми камнями на берегу, прозрачной далью, старыми, поредевшими соснами, с плеском воды, криками гагар на озере, со всей картиной угрюмого дальнего севера…
Стоя на берегу возле своего ботничка, я смотрел, как над озером, над островами, над всем этим суровым краем тихо занималась заря.
Вот край неба разгорается всё ярче и ярче, на него уже больно смотреть, и вдруг словно поток огненной лавы выльется из-за горизонта, хлынет на озеро и зажжёт его вспышками голубых огней.
Как раскалённые угли, светятся окна домов. Из-за лесистой Уймы медленно поднимается солнце.
Я поспешно сажусь в ботник, черпаю вёслами прозрачную, как первые льдинки, воду и выплываю в озеро навстречу солнцу, навстречу новому, едва зародившемуся дню.
Живя в Заонежье, я почти каждое утро выезжал в озеро на рыбалку и удил до тех пор, пока солнце не начинало сильно припекать. Тогда я возвращался домой.
Но однажды я заехал дальше обыкновенного. Рыба в это утро бралась хорошо, и мне не хотелось возвращаться домой.
Неподалёку от меня виднелся маленький, весь заросший деревьями островок. Из зелени ветвей выглядывал деревянный домик.
«Подъеду к нему. Может, мне удастся купить молока и хлеба, — подумал я. — Поем, а потом ещё половлю». И, снявшись с якоря, направил свой ботник прямо к домику.
Подплыв к островку, у самой воды я увидел пожилую женщину. Она полоскала бельё. Женщина приветливо поздоровалась со мной и охотно согласилась принести молока и хлеба.
Не прошло и десяти минут, как она уже вернулась назад с крынкой молока и изрядной краюшкой хлеба. Но взять за всё это плату решительно отказалась.
— Да что вы, за что же тут платить! — засмеялась она, разглядывая в ведёрке мой улов.
На дне лодки у меня валялось несколько мёртвых рыбёшек.
Я взял этих рыбёшек и выбросил в воду.
— Жаль, что нашей Куйки нет, — сказала женщина, — она бы их сразу подобрала.
— Какой Куйки? — переспросил я.
— А вы разве не знаете? Вы не здешний?
— Нет, я из Москвы.
— Ах, вот что! Ну, тогда понятно, — кивнула она головой. — Куйкой в нашем крае гагару зовут. Видели, конечно, их много по озеру плавает.
— Да, гагар я здесь много видел.
— А вот у нас совсем ручная была, —
Это меня очень заинтересовало. Я в своей жизни видел немало ручных птиц — скворцов, сорок, галок, ястребов… Но ручных гагар никогда не видел да и не слыхал об этом.
Я попросил женщину поподробнее рассказать о своей столь необычной крылатой воспитаннице.
— Ну что же, я с удовольствием, — согласилась она. — Мы тут с Колей, с сыном, каждое лето на даче живём. Он у меня тоже рыболов, любитель, всякую живность в дом тащит.
Вот как-то раз летом поехали мы с ним на лодке за ягодами километров за восемь, на остров Игловский Хвост. Весь этот остров в сосняке, в полянах, ягод там бывает видимо-невидимо.
Плывём мы мимо небольшой луды [1] . Только поравнялись, вдруг с неё гагара бултых в воду и удирать от нас. А за ней следом гагарёнок, совсем ещё маленький, тёмненький весь, тоже с берега соскочил и поплыл за матерью.
Подъехали мы к той луде, глядим — у самой воды гнездо гагары. Собственно, и гнезда-то настоящего нет — просто кучка сухого, прошлогоднего камыша, а сверху ямка. В гнезде птенец сидит. Коля его в руки взял, а он и не боится — видно, мал ещё, ничего не понимает. Смешной такой, несуразный, вроде гусёнка. А лапки совсем не в том месте, где у других птиц, — где-то сзади около хвоста. Ему и бегать-то на них никак нельзя.
1
Луда — каменистый открытый островок.
Поглядели мы на него и посадили обратно в гнездо.
Вдруг видим: гагарёнок лапками оттолкнулся и, как лягушонок, из гнезда — прыг, прыг — и в воду! Шлёпнулся, да и поплыл себе как ни в чём не бывало.
Мы с сыном тоже своим путём к острову направились. Смотрим — а гагарёнок следом за нами плывёт. Мы отгонять, в ладоши хлопать, а он никак отставать не хочет. Коля ему весло протянул. Гагарёнок грудкой на него навалился и вскарабкался.
Взяли мы его в лодку, посадили в корзинку для ягод. Так и привезли домой.
Дома прежде всего забота — чем его кормить? Дали каши, хлеба мочёного, творогу и варёное яйцо порубили — ничего не ест. Посадили его в клетку, так целые сутки без еды и сидел. А потом Коля малявок вот у этих же сходен наловил и дал гагарёнку. Тот сразу три штуки съел. С тех пор с кормёжкой дело пошло на лад. Но зато в клетке сидеть гагарчёнок ни за что не хотел. Поставили мы ему туда миску с водой. Он её опрокинул, воду пролил. Вымок, выпачкался, так по клетке и мечется, между прутиками голову просовывает, того гляди, задушится.