Лесовик
Шрифт:
Наметив место, приставил сверло к деревяшке. На последней я сделал угловой надрез, чтобы сверло не скользило. Вместо тетивы у меня кожаный ремешок пращи. Прижимая одной рукой дощечку к сверлу, другой я двигал палку с натянутой пращой, вращая тем самым сверло. Ритмично двигая рукой, я вовремя подсыпал мох в лунку, и он слегка задымил.
Мне захотелось вскочить и заорать как Кинг-Конг, стуча себя кулаками в грудь. Впервые в своей жизни я получил своими руками настоящий огонь. Живём братцы!!!
Раздув робкий огонёк, я подкинул щепочек и вскоре у меня заполыхал небольшой весёлый костёрчик. Убедившись, что он не погаснет,
Очень не хватает котелка, сейчас бы водички согреть. Можно травку пахучую заварить, но не в руках же.
Часа через два, когда у меня образовались неплохие угли, я разворошив их, засунул в золу мясо.
Судя по небосклону, сейчас часа три пополудни. У меня ещё есть время изучить окрестности и нарезать еловый лапник.
М-да, много ли человеку нужно? Когда стемнело, я наконец решил достать мясо. Напрасно я опасался, что оно ещё сырое. Когда отбил спёкшуюся глину, на меня дохнуло таким умопомрачительным запахом, что я чуть не подавился слюной. Гунька вообще обнаглела, села рядом и от нетерпения затявкала как щенок.
– Подожди, моя хорошая. Пусть остынет, – собака будто поняла мои слова. Я добрую треть тушки отрезал для неё и положил в сторону остывать. Теперь она гипнотизирует еду, дожидаясь своего момента.
Ну, в принципе, червячка заморил. Я задумчиво посмотрел на вторую тушку. Нет, эту оставлю на утро. А мне хватит, но вечером я обязательно запеку ещё три птички. Чего себя ограничивать?
На ночь я перегородил вход крупными ветками. Иди-знай, кого ночью в гости принесёт. На пахучих еловых лапах мы с Гунькой мечтательно и расположились. А тихо-то как, с непривычки прямо давит на уши. Но, думаю, я привыкну. К хорошему быстро привыкаешь.
Не знаю, за что мне такая милость. Ещё несколько дней назад я мечтал о смерти, а сейчас ничего, поживём ещё. Тело мне досталось неплохое, я легко передвигался по лесу. Сильно не хватало фляги для воды, а так всё нормально. Судя по всему, сейчас начало лета, где-то середина июня. Ночью довольно свежо и я вставал подбросить дровишек в костёр, полыхавший недалеко от входа в пещеру. На мне по-прежнему были одни штаны. Рубаха со вставками была откровенно мала и лежала на месте ночёвки. Не знаю, как моё тело зимой обходилось с обувью, но на ногах у меня наросли настоящие копыта. Толстый слой огрубевшей кожи позволял спокойно ходить по лесу, не мешали камешки, острые сучки и даже острые шипы кустарника.
Через три дня я начал задумываться о посещении деревни. Мне жизненно необходимы некоторые вещи. В первую очередь посуда. Да много чего, одежда, инструмент, соль заканчивается. Но надо наверно навестить Акулину ночью. Может набить мешок дичи и принести ей? А она выменяетнужное у соседей.
Хотя, если сам староста заимел зуб на меня, то это может выйти боком моей единственной союзнице в поселении. Она может пострадать.
Затем мне показалась интересной мысль посетить моего благодетеля, родственничка. Ждан использовал меня много лет. За мой счёт неплохо поднялся, держал меня в чёрном теле. Так неужели я не имею права стребовать с него частичку заработанного. Он не только не платил мне. Но даже кормил хуже скотины, стоит только вспомнить свою одежду. При мысли
Вечером я опять побаловался утятинкой. Дело в том, что в реке полно рыбы, но у меня ни удочки, ни другого приспособления для ловли. Неоднократно попадались зайцы, но я не уверен, что смогу запечь ушастого. Его лучше потушить, вопрос в чём.
По неком размышлении я решил навестить родственников в первой половине дня. Мужики заняты на своих промыслах и в поле, наверняка Ждановская жинка Праскева одна дома. Вот с неё и с требую долги. Ждана я не опасаюсь, но не хочется его калечить. А ведь не удержусь, двину от всей пролетарской души. Обкатав эту мысль понял, что она вовсе не дурна. Ночью, вечером или рано утром меня из принципа облают деревенские собаки, а днём народ шастает по улице, да и мой запах наверняка четвероногой охране известен. Дом стоит на краю посёлка и у меня имеется большой шанс забраться в него по-тихому.
И хотя я здесь никогда не был, мой предшественник быстро сориентировался в чужом для меня месте. Я перемахнул через плетень и оказался возле хлева. А вот и моя облезлая шкура, на которой я спал. Печальное зрелище. В доме вроде тихо, только куры важно прохаживаются по двору.
Праскева суетится у печи, пахнет выпечкой, видать хлеб на подходе.
Решившись, вошёл внутрь. Я явился с пустыми руками и невооружённый. Никого убивать не собираюсь, а ежели чего, смогу постоять за себя. Почувствовав движение, женщина замерла. Спина напряглась и она медленно повернула голову:
– Фу-ты, дурень. Ну ты и напужал меня, иди отсюда окаянный. А то как двину ухватом.
В руках у неё и в самом деле рогатая железка, ею она и попыталась меня приголубить. Пришлось подставить левую руку. Боль обожгла запястье и привела меня в чувство.
Я сделал быстрый шаг, отвел ухват в сторону и ухватил бабу правой рукой за волосы. Скрутил их и притянул женщину к себе.
От неё пахло кисловатым запахом пота и страха. Она смотрела мне в глаза и её изрядно потряхивало. В глазах на выкате измена, поди решила, что малохольный окончательно спятил и пришёл её смертный час.
– Где малой? Пацана куда дела?
Женщина не отвечает, только нижняя губа трясётся.
– Так это, к бабке с утра пораньше отправила. Одна я.
Хм, меньше всего я хотел испугать шестилетнего Данилку, а так даже лучше.
– Слышь, Скаредья! Вот, пришёл я должок стребовать. За все года моего рабства у вас. Сейчас тебя кончу, избу сожгу, а потом пойду найду муженька твоего. С него тоже спрошу, а там пусть бог меня судит.
Баба неверяще смотрит на меня, но видимо моих артистических способностей хватило. Тем более, я не сильно и обманывал её. Очень уж хотелось посчитаться. Как вспомню её издевательства.
Баба вдруг рухнула мне в ноги, вцепилась в них и заревела. Завыла по-страшному, будто её уже убивают.
Пришлось вздёрнуть её на ноги, – угомонись, может и не стану избу жечь. Собери как мне еды в дорогу, крупы там всякой, мучки положи, давай по-быстрому, пока не передумал.
– Ага, ага, – баба шустро вскочила и заметалась по хате.
А богато живёт родственничек. Когда я набил мешок снедью, перешёл к вещам. Праскева пыталась вывернуться и сунуть мне худую муку. Пришлось от души приложить ей пятернёй по заднице. Она взвизгнула и засуетилась в правильном направлении.