Лестинца

Фомин Егор Сергеевич

Когда увели принца, некоторое время молчали. Первым молчание нарушил Торок. Он беспокойно подполз к Риггу и спросил:

– Куда, куда это они его повели?

– Кто ж его может знать, - пожал плечами тот, - может, поговорить надобно.

– А может, уже казнить будут, - зевнул Итернир, - Хотя, это вряд ли, - добавил он поймав тревожный взгляд Торока, - судя по их наглой рыжейморде, казнить они нас будут самым, что ни на есть последним делом.

– А что же теперь?
– продолжил расспросы мальчик.

– А что теперь?
– не понял Итернир.

–

Что с нами будет?
– пояснил Торок.

– Что будет? Что будет?
– словно убеленный сединами или украшенный плешью в полголовы от тяжелых раздумий о сути мироздания, вопросил у потолка Итернир, - убьют, и дело с концом.

– Нет!
– воскликнул Торок, - нет! Так быть не может. Это нечестно!

– Где-то я это уже слышал?
– задумчиво проговорил Итернир, а Ригг начал говорить какие-то слова утешения.

Потом была тишина, нарушаемая редкими всхлипами мальчика. Итернир сидел, прислонившись к стене и задумчиво глядя на кружение пылинок в лучах света, пробивающихся из щелей в двери. Взгляд его становился все более отчужденным и, в конце концов, он запел.

Песня была, как ни странно, о любви. Простой и чистой, по мнению автора. Удивляло, что Итернир в этой песне оставил привычное кривляние, стараясь прожить жизнь героев своей песни.

Нельзя было сказать, чтобы его голос был особенно силен и чист, но он пел столь вдохновенно, с такой болью, что поневоле перед глазами вставала картина из песни, виделись отвесные суровые скалы, и слышалось гудение ветра.

Ригг и Крын еще долго сидели потрясенные.

– Это как же ж?
– проговорил Ригг, расчувствовавшись, - как же ж так? Разве ж так можно?

Но его слова и не прозвучавший ответ Итернира были прерваны стуком засова.

– О!
– воскликнул Итернир, - пришли. Спорим, я следующий?

Принца втолкнули внутрь, и жрец указал на Итернира.

– Ага!
– воскликнул радостно тот, - что я говорил?!

– Итак, - торжественно спросил Итернир, жмурясь от яркого солнца, когда дверь захлопнулась за спиной, - о чем же вы хотели со мной поговорить? Братцы?

– Вы вольны называть меня и моих братьев по вере, как вам будет угодно, - смиренно ответил жрец, - но вам следует знать, что меня зовут Растерри, жрец у стопы Великого.

– Превосходно!
– воскликнул Итернир, дергая плечом, забываясь, что связан, - меня тоже можешь звать как хочешь. Итак, кто же вы такие есть?

– Не слишком ли вы торопитесь, задавая вопросы, - улыбнулся жрец, указывая рукой путь, - разве вы сейчас хозяин положения?

– Я или вы, какая разница?
– поднял Итернир один из самых волнующих вопросов, - сегодня вы, завтра я. Слыхал, что какой-то умник сказал, что все течет, все изменяется. Прав, Ёнк его задери!

– Все может быть в этом бренном мире, - склонил голову жрец, однако, все же, вам следует отвечать и отвечать откровенно, ибо...

– Ибо!
– передразнил Итернир, пытаясь поднять к небу палец, Ибо! Как много в этом звуке. Короче я должен понимать свое поганое положение, исключительно глядя на этих молодцов, - он кивнул направо,

показывая на тренирующихся парней, - Так? Так это мне все равно. Я, братец, давно осознал, что двум смертям не бывать, а одной не миновать. Мудрость поколений! В общем так, говорите вы, потом скажу я, полагаю, как истый жрец всеблагих богов ты обязан с высоты своего положения идти на уступки. Так что давай! Ступай!

– Я вижу, вы не так просты, как кажетесь, - улыбнулся жрец.

– Не усложняй меня, я простой, - попытался отмахнуться Итернир, но вместо этого вышло лишь неловкое подергивание плечом.

Понимая бесполезность дальнейшей беседы в том же духе, жрец рассказал историю появления здесь общины. Слово в слово, как говорил об этом Кан-Туну.

– Ага, - оборвал его Итернир на самой вдохновенной ноте, - и теперь вы все страстно желаете, чтобы мы все дружно раскаялись, оставили свою бредовую затею и жили с вами долго и счастливо. И умерли в один день. Так? Хотя не отвечай, сам вижу. По наглой рыжей морде. Скажи-ка лучше, как вам удалось так размножиться?

– Этот вопрос...
– начал было жрец, потом все же решил ответить, - каждый член нашей общины проходит через совет жрецов, на котором решается, здоровым ли будет его потомство, будет ли оно угодно богам и полезным для общины. Только после этого он допускается до деторождения. Каждая женщина, одобренная советом, как только становится пригодной, или восстанавливает способность к деторождению, тут же оплодотворяется. После чего мужчина возвращается к прежним своим делам, пока не появится другая женщина. Детей воспитывают те женщины, кому отказано в рождении детей. Мужчины не отягощаются и не отрываются от своих занятий. Нас очень много.

– Ясно, - кивнул Итернир, - только не понятно, зачем вам понадобились мы...

– Раскаяние облегчит ваши души, очистит их перед богами...

– Оставь, - сморщился тот, - очистит! Пьяна с два! Дело в другом. Эге! А давно ли рождались у вас дети с хвостом? Или с четырьмя руками? Да вам же просто нужна свежая кровь! У вас же кровосмешение направо и налево! Так! Да ладно, говори начистоту, братец.

– Скажи, - попросил жрец, улыбаясь и заглядывая в глаза собеседнику, - те препятствия, которые вам всем пришлось преодолеть на пути сюда, неужели они тебя не убедили, что богам неугоден ваш путь сюда?

– Хм, - хмыкнул Итернир, - я знаю, какой ответ тебе нужен, но истинен ли он?

– Истина одна, мой друг, - улыбнулся жрец.

– Оставь эти свои улыбочки, - поморщился Итернир, - меня от них блевать тянет. Я тебе не мужеложец, чтобы совращать меня. А что касается истины, то там, внизу, она одна, а именно: наверх дойдет только один, чтобы быть удостоенным божьей благодати. Здесь, она совершенно другая.

– Те что внизу ошибаются, - улыбнулся жрец словно ребенку.

– Почему? Почему ты так думаешь? Из-за того, что один фанатик в бреду услыхал, как будто, голос бога?! А если я сейчас объявлю тебе, что у меня прямо сейчас видение, в котором боги велят вам отпустить нас, вы сделаете по велению богов?