Лестница из терновника. Трилогия
Шрифт:
Образованный мальчик с хорошим вкусом.
Образованный мальчик опускает Лью на свою постель, в грязи и кровище - на золотистое шёлковое покрывало, расписанное лилиями. Садится рядом. Лью мотает головой: "Я грязная..." - Н-До останавливает её прикосновением пальца к губам.
Юу смотрит на брата вопросительно, но Н-До не в настроении и не в состоянии с ним говорить.
– Твоя помощь не нужна, - режет он деланно-бесстрастно.
Юу исчезает, зато появляется новое лицо - юный белокурый эльф, вылитый принц из старинного мультфильма, с такой же надменной осанкой, как у всего этого семейства, с хорошеньким наглым личиком. Эльфу - лет пятнадцать или меньше.
Вероятно,
– Сестрёнка, ты отважна, - говорит он Лью нежно.
– А ты знаешь, что наш Старший - убийца?
– Младший, пошёл вон!
– приказывает Н-До, и эльфа сдувает ветром.
Я слышу, как по лестнице ковыляет хромой, бегу ему навстречу и помогаю дотащить два больших кувшина теплой воды. В комнате Н-До есть маленький кувшинчик и таз для умывания.
Хромой бормочет: "Позволь служить твоей подруге, Господин", - но Н-До отсылает его жестом полководца. Он доверяет мне - слуге матери Лью, а не своей матери.
Впервые вижу Лью нагишом; как большинство аборигенов, она мучительно стыдится взглядов на собственное нагое тело, но сейчас деваться некуда - самой ей не справиться. Забавно: шёлковые тряпки превращают подростков в фарфоровых кукол, но без одежды - никакого фарфора, мускулатура юного бойца, шрамы от множества полушутливых потасовок, несколько свежих и довольно глубоких царапин. Рана на месте "ампутации" выглядит не так страшно, как я себе представлял, даже почти не кровоточит, зато тело уже начало меняться: её грудь заметно припухла, метаморфоза идет полным ходом. Лью пытается заслонить грудь локтем - древним женским жестом, какого за ней раньше, в роли юноши, никогда не водилось. Её пластика меняется вместе с телом, удивительно.
Горбун приносит сосуд с притертой пробкой - настойка листьев местного "подорожника" на спирту, примитивное и повсеместное дезинфицирующее и ранозаживляющее средство. Я лью воду, а Н-До отмывает Лью от крови, и мне всё время кажется, что вода всё-таки холодновата. Наверное, я прав: у Лью начались боли в пояснице и животе. Подозреваю, пока не самые сильные, но уже вполне достаточные, чтобы совсем её измучить. Н-До помогает ей надеть чистую рубашку, я меняю покрывало и простыни, и мы снова укладываем Лью в постель - постель представляет собой широкий волосяной тюфяк на низенькой тахте, она достаточно удобна, но Лью никак не устроиться. Её знобит. Я помогаю Н-До наскоро отмыться, потом он укутывает Лью пледом, прижимает к себе - и у неё начинается жар. Лью не может спать. Ей всё время хочется пить, но пить надо как можно меньше; есть тоже лучше как можно меньше, но бедняжку тошнит, так что еда - не проблема. Н-До держит чашку, Лью смачивает губы, облизывает влагу... Честно говоря, я вообще не понимаю, как они переживают эту метаморфозу - с чисто физиологической точки зрения, об этом даже думать жутковато. Это, значит, сперва - травматическая ампутация половины наружных половых органов, потом - взлом внутренних, потом раскрывается матка и раздвигаются тазовые кости, набухают молочные железы... И всё это - без наркоза, в течение уймы времени, от двух недель до месяца.
Никакие млекопитающие этого мира так не выламываются: дикая боль - обычная плата гуманоидов за прямохождение. Лошади, несколько напоминающие земных с поправкой на местный колорит, лихо бегают уже на второй день после спариванья. У коров, коз и оленей всё ещё проще - их скелет почти не изменяется. К тому же копытные-травоядные друг у друга
Несколько облегчает положение выброс гормонов от близости и запаха партнёра. Когда Н-До сидит рядом, Лью держит его за руки, уткнувшись лицом в его ладони - и её, кажется, чуть-чуть отпускает. Кодекс чести велит молчать, принимать страдания как испытание на прочность - и Лью молчит, когда ей совершенно нестерпимо, и пытается болтать, когда может разжать зубы. Н-До проводит с ней столько времени, сколько может. Я тоже; я сижу с ней, когда Н-До засыпает - её лицо в полудрёме-полубреду приобретает болезненное очарование усталого ангела.
Я ожидаю, что чета Л-Та попортит моей дурёшке крови, сколько сможет, - слишком уж они агрессивно приняли само известие о поединке Н-До, - но они обманывают мои ожидания. В первую ночь нашего с Лью пребывания в их замке они, похоже, тоже не спят. Утром в комнате, где Лью и Н-До ночевали, появляется ледяная Госпожа Л-Та, вылитая Снежная Королева в бледно-голубом шёлке - и я поражённо отмечаю, что она оттаяла. Она подходит к постели Лью с некоторой даже улыбкой. Н-До следит за ней настороженно.
– Ты вела себя тихо, - говорит Госпожа Л-Та.
– Ты чувствуешь себя хорошо?
Лью пытается улыбнуться.
– Конечно, Уважаемая Госпожа, - говорит она.
– Я вчера была недостаточно учтива... так вышло... Простите меня. Честное слово, я не из тех, кто льёт слёзы дни напролёт.
– Ну, - Госпожа Л-Та в ответ улыбается заметнее, - тот небывалый человек, кто не оплакивал поражения в поединке.
– Мне надо радоваться, - говорит Лью.
– Мне нечего оплакивать. Н-До... добр ко мне.
– Любит тебя, - говорит Н-До и смотрит на мать.
Госпожа Л-Та кивает.
– Да, ты аристократка... Вот что, осенняя звезда, не смей называть меня Госпожой. Это дурное обращение к Матери. Возможно, я была дурной Матерью, когда вчера пожалела о твоей метаморфозе... Так вышло, - передразнивает она Лью и смеётся.
– Этого больше не будет. Ты голодна?
– Нет, - Лью опускает ресницы.
– Меня...
Госпожа Л-Та бросает на неё быстрый цепкий взгляд.
– Мутит? Интересно. Я послала за твоей матерью, сентябрьская радуга. Она прибудет к обеду, мы побеседуем.
Она выходит из комнаты, высоко неся голову.
– Меня больше не зовут Сходу-Подружкой, - говорит Лью. В её улыбке и тоне появляется тень иронии.
– Мать уважает мужество, - отвечает Н-До, облегчённо вздыхая.
Мне кажется, дело не только в этом. Госпоже Л-Та хочется, чтобы всё выглядело пристойно. Мне с первого взгляда стало ясно, что Госпожа Л-Та главнее Господина на порядок - именно она принимает основные решения, будто кровь Л-Та, авантюристов, гордецов и смутьянов, течет именно в ней. Она всегда думает о том, как любое событие и поступок будут выглядеть со стороны. Очевидно, всю ночь просчитывала варианты и решила, что для доброго имени Семьи будет гораздо полезнее болтовня о внезапной роковой влюблённости двух юных аристократов, а не сплетни о ком-то, подлым образом лишённом добродетели. Конечно, степень влиятельности и богатства Семей А-Нор и Эу-Рэ не сравнить - но, похоже, для Снежной Королевы это и не главное.