Лестница в небо
Шрифт:
– Э, сосед, ты сдох или живой, – раздалось где то рядом. – Тя как зовут?
– Аруэль. – Произнес Ангел, соображая, что на вопрос всегда лучше отвечать.
Его ответ оказался настолько тихим, что он сам едва расслышал себя. Пересохшие губы плохо шевелились, а тяжёлый язык почти не ворочался.
– Аа, шевелишься, значит не дохлый, – раздался победоносный голос назойливого соседа. – Как тя зовут? Я не расслышал.
Но Светоносный Дух снова покинул тело.
Аркадий Кондратич с самой ночи пребывал в благодушном состоянии. Вчера он разбил морду соседу по лестничной клетке, сам получил утюгом по голове и другим частям тела, от чего и был доставлен в больницу с многочисленными кровоподтеками, ранами и ушибами,
Оказавшись на больничной койке, он внимательно приглядывался к рядом лежащему, как ему показалось, трупаку, источающему запах не то ладана, не то ещё каких то духов. Труп оказался живым, но постоянно впадающим в отключку. Молодой человек сразу привлек его внимание, как только его внесли в палату. Худое бледное лицо, тонкие пальцы рук, крестообразно сложенных на груди. Зелёные шлепанцы на ногах, торчащих из- под видавшей виды простыни. Весь вид указывал на то, что это был наркоша, решивший свести счёты с жизнью. Медбрат казав, що хлопчик то ли сам кинулся под машину, то ли машина его сбила.
Принесли обед неходячим. Два супа, макароны с подливой, сомнительного содержания, компот и четыре куска хлеба.
– Э, я съем твое? Ты все равно щас есть не сможешь. – Спросил из вежливости оголодавший Кондратич, успевая запихивать в рот обе порции макарон и припивая их жидким супом. – Я завсегда рад таким молчаливым соседям.
Продолжал он знакомство с набитым ртом. Есть он хотел всегда, всю жизнь. Недокорм в детстве, голодная юность, и только вино ещё как то притупляло чувство голода, впрочем денег на закусь уже не оставалось. Аркадию Кондратичу не было и шестидесяти, но жизнь напрягла его настолько, что чувствовал он себя на все девяносто. Мамина квартирка, доставшаяся ему по наследству, составляло все его богатство. А так же ободранный кот Варфоломей, подобранный прошлой зимой на помойке, где они воевали за батоны колбасы, выброшенные из минимаркета за просрочку. С гадом соседом воевали с детства, за его сволочной характер и подлость натуры. Пить одному как то не в жилу, и простив все обиды, нет нет да и пригласит его обмыть, или по поводу, или так просто. Сосед жидормон никогда не отказывал, помочь "по соседски", но дружба дружбой, а денежки любят хозяина. Хозяином он себя считал добрым, а потому брал отовсюду всё, что плохо лежит и очень уважал халяву. Вчера они опять чего то не поделили, и чувствуя себя виноватым за чрезвычайно сильные меры обороны, Николай Мстиславович собрал небольшую передачу в больницу.
Новоселье.
Аруэль чувствовал мир телом землянина. Ограниченность восприятия поначалу просто убивала, но приходилось смиряться и привыкать к новому качеству жизни. Порой ему казалось, что он не ходит, а продирается сквозь толщу пространства, не говоря уже о невозможности летать и исчезать. Само ношение этого жуткого материального одеяния создавало массу хлопот. Его нужно было кормить, оно воняло, испражнялось, сон был просто обязателен. И все же тело не выдерживало своего нового обитателя. Оно таяло, как воск от огня, и в очень скором времени могло вспыхнуть факелом, распавшись на атомы и выпустив на волю Ангела. Аруэль все время молчал, не обращая внимания на "докапывания" соседей по палате, врачей и санитаров. Наконец все привыкли и сочли его внезапно онемевшим, видимо из- за травмы, что сразу облегчило общение. Аркадий Кондратич так просто полюбил его, за незлобивый нрав и свободные уши, в которые часами изливал рассказы о своей несостоявшейся жизни и причинах её не состояния. А больше за то, что молодой человек очень мало ел, оставляя львиную долю в его распоряжение.
В день выписки обоих внезапно пошел дождь, до этого целую неделю их больничного пребывания не напоминавший о себе ни сном, ни духом.
– Закон
– Что это? – Спросил шепотом Ангел, указывая пальцем на струйки воды, стекавшие по стеклу.
От удивления Аркадий разинул было рот, но тут же его захлопнул.
– Ну нифига себе, это ты чё, говорить можешь? Это ты прикидывался что ли? – Зашипел он змеёй, чтоб никто не слышал. – Ну, паря, ты даёшь, теперь уж молчи до конца, пока не выйдем, а то огребешь на свою шею.
Благоразумно рассудив о правоте высказанного, Ангел кисло улыбнулся, и они оба отправились за выписками.
Покинув больничные стены, вдохнув побольше свежего воздуха свободы, Аркадий Кондратич предложил обмыть это дело, искоса заглядывая в паспорт, который его новый знакомый изучал на наличие прописки и проживания.
– Ээ, да ты, брат, бомж что ли? – Вяло поинтересовался Кондратич, смекая, что у парня большие проблемы.
– Нет, я не бомж, я Ангел. – Ответил Аруэль.
Престарелый мужчина с большим вниманием посмотрел на заговорившего и тут же спятившего наркомана и решил не перечить. Вспомнив свою несчастную юность и рассказы матери о церкви и ангелах, он как то вдруг проникся к этому молодому человеку, чем черт ни шутит…
– Пошли. – Твердо сказал он, соображая, что приведя в квартиру такое подкрепление, с соседом вообще не за чем будет общаться.
Не успели они вступить на заветную лестничную площадку, как сразу во всеуслышание раздался истошный крик оголодавшего кота, спускающегося с верхнего пролета. Тощее как велосипед животное пулей ворвалось в открытую квартиру.
– Заходи, – подтолкнул замешкавшегося в дверях Ангела хозяин.
И тут же распахнулась дверь квартиры напротив.
– Здорова, – улыбнулся во весь рот Николай Мстиславович. – Не закрывайся, я сейчас.
Через несколько минут сосед безцеремонно ввалился в залу с огромной корзиной и принялся выставлять на стол содержимое. Стол стал преобретать вид витрины магазина.
– Это тебе поляна в честь выздоровления. Ценю, что не сдал меня ментам.
"Мировая" продолжалась до глубокого вечера, прерываясь на походы в магазин за горючим. Ангел сделался опять молчаливым и почти не участвовал в застолии. Кондратич не настаивал и выделил ему маленькую комнатку в своей полуторке для проживания.
Тело предательски блокировало информацию за информацией. Неспособность его ума к логическому анализу полученных данных мешала более глубокому внедрению в этот мир.
– И это будущие Боги. – Подумал Аруэль, следя за валявшимся у ножки стола утюгом.
Небеса
Керуб стоял на самой последней лестничной площадке и смотрел, как мимо проходили Ангелы Хранители, ведя своих подопечных по одному, редко по два, до самой вершины лестницы, там прозрачные Души прощались со своими наставниками. Подплывавшая периодически гондола, швартовалась у самой площадки, принимала на борт пассажиров и уплывала в безбрежную высь космического пространства. Там, в вышине их встречал Великий Человекодух, кто был когда то на Земле Николаем Чудотворцем. Выстроив в очередь вновь прибывших, он по одному подводил к месту, напоминавшему не то душ, не то сосок божественной коровы Зимун, из которого вытекала похожая на молоко белёсая энергия, заполняющая прозрачную Душу наполовину. Затем она проходила сквозь прямоугольный проем в пространстве, служивший дверью в Неизвестность и терялась из виду.
Петр следил за происходящим и помогал Душам и Ангелам, если требовалось вмешательство.
– Ты что задумался? – Спросил он Керуба, который последнее время стал часто навещать его рабочее место.
– Я думаю, что мне бы очень хотелось вот так же уйти. Сдать все экзамены и начать новую непознанную жизнь, там где мне не знакомо ничего…
– Когда придет время Великого Перехода мы все уйдем от сюда, и этой вселенной уже не будет никогда. Ты ещё скучать по ней будешь. Улыбнись, Керубам нельзя долго грустить.