Лета Триглава
Шрифт:
— О том после переговорим, — оборвал ее Хорс. Усталый, измученный, белый, как Мехра, но все-таки живой. — Регуляторы, вижу, не догадалась завести?
— А? — Беса открыла рот.
— Ясно. Бери алебарду и идем.
Они поспешили обратно, пригибаясь под градом камней и пыли. Острог сотрясался все сильнее и чаще. Дождь стоял стеной — Беса давно не обращала внимания на отяжелевшую, постыдно облепившую тело одежду. Повторяющиеся громовые раскаты походили теперь на животный рык. Беса вскинула лицо, щурясь во тьму и непогоду, но за ливневой завесой ничего не разглядеть.
— Не смотри так пристально,
— Мехру?
— Гаддаш! Вон, как бушует!
Камни под башмаками ходили ходуном, земля вспучивалась, прорывалась грязевыми гнойниками. Неумелого взмаха алебардой — Беса едва удерживала ее обеими руками, — хватило, чтобы отпугнуть напавшего было мертвяка. Лезвие вошло ему под ребро, и хотя шатун явно не чувствовал боли, он потерял равновесие и сорвался с края моста в кипящую пену Гузицы.
— Здесь стояли китежские кони, — вспомнила Беса, указывая на покореженную ограду, с которой свисали только обмочаленные поводья. — Тебя, лекарь, спрашивали пришлые из столицы, обещали из острога вытащить.
— Если пришли сюда, то уже не выйдут, — ответил Хорс. — Гляди, гляди!
Беса обернулась, куда указывали, и увидела сотканную из ливня, тумана и туч грузную фигуру, занявшую собой весь горизонт. Протянув исполинскую лапу, всю в речной пене и тине, богиня опустила ее на острог — брызнуло каменное крошево, мост хрустнул, обрушился вниз, таща за собой опору, обломки ограды и башен.
— Не терпит Мать суеты и неразберихи, — прохрипел Хорс и вытер пересохший рот. — Пройдет теперь валом по городищу, пока всех смутьянов не передавит. К тому времени хорошо бы оказаться как можно дальше от Червена.
Глава 19. Невзаимное
Даньшу пекло, будто на сковороде. Горячка растекалась от рваной раны, и Беса то и дело смачивала губы парня родниковой водой. Заброшенная сторожка — не лучшее место для хворого. От крохотной печки тепла немного, из провизии — каша-толокно да кипяченая вода, и до Червена — путевая верста. Успели уйти до того, как обозленная богиня взялась рушить городище со всеми его мостками, башенками, усладными домами да Хорсовыми мертвяками впридачу.
— Спасайтесь… сами… а меня оставьте, — повторял Даньша.
— Еще не хватало! — сердилась Беса. — Зря тебя на закорках тащили?
— Тебя ведь… ищут… и лекаря тоже…
— Пусть ищут, не скоро найдут, — Хорс вошел, подвинул трехногий табурет, потрогал горячий лоб Даньши. — Терпеть можешь?
— Нешто… не мужик? — ответил тот.
Хорс кивнул, сказал Бесе:
— Я одной рукой не справлюсь, придется помогать. Неси воду, Василиса.
Она послушалась, смущаясь от того, как произносит лекарь ее полное имя. Получалось у него по-особенному певуче, с пришепетыванием, будто змея заклинал, и прежде ненавистное, сейчас оно нравилось Бесе.
Смочив тряпицу водой, принялась осторожно обмывать рану. Даньша выгнулся дугой, но твердая ладонь Хорса вернула на место.
— Как же терпеть будешь, когда шить начнем? — строго сказал он. — Назвался груздем — в кузовок полезай, друг сердечный.
Насторожился, обернулся на окно. Снаружи дождь зарядил мелкой моросью, и не столько сильно, сколько нудно. Ели кланялись друг другу макушками.
—
С рассветом послал оморочня в Червен за своим лекарским скарбом. Если цел дом — принесет, что положено, а если нет — придется в Аптекарском приказе шороху навести.
— Тогда поквитаюсь, — усмехался в усы и обращался к Даньше: — По-хорошему, дождаться бы Хвата, но откладывать далее нельзя, шить сейчас надо. Добрый людень тут жил, заядлый рыбак. Вот его добро нам и послужит.
Гнутая костяная игла — не игла даже, изогнутый рыболовный крючок, — вызвала у Бесы оторопь. Даньша и вовсе заскулил, засучил пятками по топчану.
— Рано дергаться, не насажен еще, — Хорс настойчиво придержал парня за плечи.
Культя была накрепко обвита кожаной обмоткой, держал ее навесу, бережно, но без лишнего усердия, и наотрез отказался показывать Бесе. Уже все обработал, мол, жить можно, только лекарствовать неудобно. Уцелевшую шуйцу протянул к шкапчику, вытащил мутную бутыль с плескающейся на самом донышке жижей.
— Отвинти-ка пробку! — попросил, и, когда Беса исполнила, понюхал горлышко и сморщился: — Брага. Пить не советую, а как антисептик подойдет. Держи иглу, Василиса, не вырони.
Окропил сперва иглу, потом руки. Остатками браги обмакнул края раны, отчего Даньша завыл. Хорс порылся и вытащил самую чистую тряпицу, которую только нашел.
— Во рту держи, — велел, — когда совсем невмоготу будет.
В ушко иглы Беса продела леску, подумала, что ей самой бы не мешало хлебнуть браги для храбрости: тятка всегда так делал, когда выходил на обход могильника. Хлебнуть-то одно — а поди во рту удержи. Пробовала как-то по-малолетству, насилу продышалась и с той поры поклялась больше браги не пробовать.
— Первый стежок делай по центру, — подсказал Хорс. — Потом узлом закрепи.
Легко сказать — сделай, труднее вонзить иглу в плоть извивающегося Даньши. Хорс держал его крепко за плечи, не давал вырываться, а ноги все-равно ходуном ходили. У Бесы руки затряслись, когда поднесла к ране иглу: мертвяк на славу постарался, рвал, не жалея. Проглядывали теперь и мясо, и жилы. Стиснув зубы, кольнула кожу. Даньша завыл, вскидывая ноги, запрокинул голову, упираясь макушкой в грудь лекаря.
— Еще раз! — жестко сказал он.
Беса попробовала снова, и теперь получилось гораздо лучше. Даньша все так же выл, сотрясаясь всем телом, но слушать его — значит, оставить без помощи. Поддаваться на слезы и крики нельзя, ведь лечить — все равно, что мучить. Недаром прежде лекарским делом ведали палачи, а теперь оба дела под защитой Гаддаш — Мать ведает, как подчинять людову плоть, она насылает как темные желания, так и спасительное исцеление, ее шуйца обрекает на гибель, десница же дарит жизнь, а с черных сосцов течет молоко, добавляемое лекарями в каждое зелье. Теперь и Беса познает суть врачевания, теперь и она, прежде отбирающая душу и отправляющая люд в Навь, вернет Даньшу к Яви. Пусть только поможет Великая Матерь все сделать правильно! А еще Яков Хорс, спокойно советующий Бесе, как делать правильные стежки, как стягивать рану и на каком расстоянии закреплять узлами. Сколько вышло? Восемь. Длинный шов, во все плечо. Теперь — наложить повязку.