Летаргия
Шрифт:
Он с детства испытывал тягу к искусству.
Подростком он хорошо рисовал, но с еще большим удовольствием занимался в школьном драматическим кружке , хотел быть актером и сочинял пьесы. Желание стать знаменитым и достичь высот в живописи или на театральном поприще сначала поощрялось его родителями, у которых он был единственным сыном. Но потом они посоветовали ему выбрать карьеру в экономических науках или математике.
Отец часто беседовал с Родионом на тему живописи и истории искусства. Однажды Родион спросил у него, не знает ли тот причины, по которой какой-либо вид искусства переживает сначала развитие, а затем упадок. В этот момент в школе на уроках истории, как раз проходили эту тему, и Родион чрезвычайно интересовал ответ на этот вопрос. Отец удивился его вопросу, но заметил,
После школы Родион поступил в МГУ на факультет математики. Он не оставил занятий живописью и театром, его тянуло к ним в годы студенческой жизни, он продолжал рисовать. А когда были каникулы или выдавалось время, ходил в Третьяковскую галерею и Пушкинский музей. Время учебы совпало с временем перестройки. Отец Родиона работал в горкоме партии, мать – врачом в больнице. После университета, отец пристроил его на закрытый авиационный завод. Потом родители уехали в Америку, а Родион остался в России в родном городе, так как в то время был сильно привязан к отношениям с одной интересной особой. Но эта связь вскоре сошла на нет, а Родион так и не решился уехать. Впрочем, это было уже и ни к чему: границы страны оказались открыты, и ничего не мешало ему при желании свободно перемещаться и навещать родителей.
Он все еще работал на своем закрытом заводе в должности ведущего инженера, когда однажды в июле получил приглашение на шашлыки от старого друга отца, бывшего ему покровителем. Это был чиновник, который проживал в Москве и занимал высокую должность в одном из департаментов культуры. В городе N-ске у этого чиновника остался после смерти родителей добротный дом в живописном пригороде возле леса и речки, и этот чиновник один или с семьей проводил там иногда свой отпуск. На даче могли собираться сплоченной мужской кампанией на шашлыки, ходили в баню и на рыбалку, устраивали деловые переговоры и заключали коммерческие сделки и соглашения. Левин был вхож в этот приятельский круг, и знал всех поименно.
Часам к одиннадцати веселая мужская кампания разделилась, и половина ее участников с шутками, хохотом и оживленными разговорами, направилась в сад жарить шашлыки
Чиновник тем временем попросил Родиона задержаться в гостиной для делового разговора.
Мужчины уселись в удобные кресла, и чиновник начал расспрашивать Левина о его работе. Но потом тема разговора плавно переместилась на тему искусств и развития театра, которую курировал чиновник, и в которой он себя чувствовал как рыба в воде. Дошли до сравнений оснащенности деньгами театров в провинции и столицах, с зарубежными странами, и пришли к неутешительным выводам.
–Как бы придать этому процессу коммерческий импульс, – сказал вдруг чиновник и с хитрым прищуром уставился на Левина.
Погода была жаркой, и в раскаленном воздухе носились ароматы поджаренного мяса и дыма. Дразнящий и острый аромат терпко щекотал ноздри проголодавшихся мужчин, и привносил в их разговор нетерпеливый азарт и задор, свойственный людям в предвкушении обильной и вкусной еды
Услышав вопрос, Левин оживился и принялся горячо убеждать этого чиновника , что современному театру, находится тот в столице или провинции, не хватает креативности и остроты, новизны и прогресса, и нужно обязательно что-то менять, и как можно скорей, но главное отбросить устаревшие догмы и взгляды на театр, как на застывший институт. Хорошо бы перейти к модернизму, абстракции, как во всем мире, и сделать упор на пластику тела и на движения. Но современные театры погрязли в интригах и склоках второсортных актеров и закостеневших, отставших от жизни режиссеров, не понимающих, куда должно развиваться искусство в век цифровых технологий. С жаром и видом знатока Левин утверждал собеседника, что даже само присутствие в театральных гардеробных «всех этих старушек в немодных и темных кофтах, с дешевыми огромными брошками на белых и пышных жабо, – уже само по себе является пережитком старой отжившей эпохи». Старушек надо убрать с глаз долой и желательно поскорей!
Чиновник был удивлен столь решительным и дерзким подходом и произнес:
– Ты, Родион, и впрямь, разбираешься в театре. Признаюсь, поражен. Откуда?
– Я давно увлекаюсь театром и живописью, – скромно потупился Левин.
– Ты знаешь, а я доверил бы тебе руководство театром. Но ты сам-то взялся бы за это дело?
– Да.
– А какую главную задачу ставишь перед собой?–расспрашивал чиновник.
– Для начала я отремонтировал все внутри и перестроил под новые веяния времени, я наполнил бы стены старого театра другими смыслами. Пришла другая технологическая эпоха, цифровизация, и театр должен ей соответствовать.
– Однако…, забавно, – и в глазах чиновника промелькнул живой интерес. – А как ты видишь изменившуюся внутри тетра обстановку?
– Я бы выкрасил стены в бело-черные футуристические тона, добавил бы серого и голубых оттенков, снял бы портреты со стен, а вместо них повесил бы что-то, соответствующее современному стилю, черно-белые фотографии или графические эстампы, поменял бы полностью интерьер и мебель. Это уже новая среда и современное пространство, в котором не только завсегдатаям театра, но и молодежи будет комфортно. Ведь, вы же хотите, чтобы в театры ходила молодежь?– перешел в наступление Левин.–Дайте дорогу молодым, позвольте им изменить театры так как они хотят, влить свежую струю в это затхлое и пропахшее нафталином пространство. Например, я бы уволил всех старцев из театра, обновил весь актерский состав, взял бы молодого режиссера, готового творить по новому, и не боящегося перемен.
– Да…, – задумчиво проговорил чиновник. Он оценивающе посмотрел в окно, за которым светило яркое солнце, и откуда доносился громкий разговор отдыхавших, и неожиданно произнес:
– Ты, кажется, еще в школе увлекался театром. Это оттуда твоя страсть и заинтересованность этим искусством?
Левин кивнул головой. Они продолжали разговор. И чиновник согласился с ним, сказав, что также считает, что театры в столице и провинции – несовременные, и не соответствуют новому времени, и что старые режиссеры не дают пробиться молодым. Подобные консерваторы на корню душат самые смелые и дерзкие начинания бросающих вызов времени молодых реформаторов. В общем, надо сдвинуть современный российский театр со старых накатанных рельсов и повернуть лицом к прогрессивной Европе и новому развитию потребуются поистине титанические усилия. Но как бы было хорошо дать толчок этому затхлому болоту в провинции, а заодно и построить в театре прибыльный бизнес.
– О каком бизнесе идет речь, если театр – это искусство? – удивился Левин.
– Ну, бизнес можно построить везде, даже на продаже воздуха, в нашем случае будем строить, соединив торговые площадки, общепит, ресторан и театр.
– Несовместимые вещи, – высказался Левин.
– Ошибаешься, друг. В Москве мы уже так и сделали: соединили рестораны с торговыми точками в виде ресторанов и арт-галерей, создав единое пространство для развлечения. Проект получился успешным. Клиентам нравится, нам тоже, так как увеличился доход и выросла прибыль. Я театры вообще не люблю, – признался вдруг чиновник и поморщился, – но что делать: назначили, надо работать.
– Нельзя под маской искусства прятать кич и ширпотреб, иначе это не искусство, – нахмурился Левин. В душе он был художником и творцом и не совсем был согласен с конечной целью данного вопроса.
– Ну, об этом никто и не говорит. В бизнесе главное, деньги, – усмехнулся чиновник. Он склонил свою крупную и породистую голову и прищурил холодные глаза.
– А как воспринимают наверху? Не секрет, что ни одна передача не выходит без их одобрения, при том, что у нас нет цензуры, – спросил Левин.