Летающие острова
Шрифт:
– Вообще-то в этом утверждении есть резон, – сказала Мара. – Для больших сражений это, возможно, и годится. Но я не возражала бы против легкой разминки…
– Не накаркай, – сказал Сварог. – Я очень хотел бы убраться отсюда тихо и благопристойно, не протыкая по дороге встречных. – Он повернул голову на стук колес. – Поздравляю. Кажется, в романах это и называется «интрига завязывается». – Он перегнулся через перила и закричал дежурившим у ворот дворянам:
– Пропустить!
Паколет влетел в ворота, размахивая большим синим конвертом «соколиной почты» [24] , держа его на виду скорее для сторонних наблюдателей –
24
почта различается на обычную, доставляемую почтовыми каретами (зеленый конверт с изображением двух почтовых рожков) и срочную, которую возят верховые почтари (синий конверт с соколом)
Паколет остановился перед ним, тяжело дыша, словно сам бежал всю дорогу в оглоблях вместо извозчичьей лошади. Счастливо улыбнулся во весь рот, отступил, опять придвинулся, большими пальцами взъерошил свои редкие усики. Сварог взял его за локоть и потащил в комнату с занавешенными окнами.
– Командир!
– Ты не спеши, – посоветовал Сварог, сам охваченный радостным возбуждением. – Членораздельно, спокойнее…
Паколет швырнул бесполезный конверт:
– Ваше величество!
– Спокойно! – рявкнул Сварог.
Подействовало. Спокойно, даже чуточку равнодушно Паколет сказал:
– Нашел я ее. Бабка не догадалась, а я догадался, как-никак бабка у нас примерная гусятница, а я – ночной парикмахер и всякое повидал… Эти, которые не мужчины и не женщины, – притон для педрил! Понимаете, почему бабке не удалось? Вы ж сами с магией знаетесь, командир! У нас эта мода давненько приугасла, пока лет двадцать назад не занесли из Балонга…
Кажется, Сварог понял. Запах мысли. Возьмите у матери-собаки щенка, хорошенько натрите его кошачьей писуркой, положите назад – и какое-то время мать будет в полном недоумении, не в силах определить, к какой же породе относится это странное существо. Потому что для собаки запах важнее того, что она видит глазами. Так и с колдунами. Они чуют запах – в данном случае запах мысли. У женщины свой запах мысли, у мужчины свой. И колдун, если нет практики, непременно собьется со следа…
– На Морской, неподалеку от переулка Белошвеек, есть притон, – продолжал Паколет. – Столь высокого пошиба, что это уже не притоном называется, а салоном, где собираются сплошь благородные. Хозяином там разорившийся барон. Полиция не препятствует, потому как туда похаживает сам барон Гинкер. Грешен, командир, я там частенько брал кошельки, так что место знакомое. У педрилы мозги, как бы вам объяснить, сдвинуты с обычного ритма, его «оседлать» легче… Ну вот, когда мне эта мысль стукнула в голову, поднял я бабку спозаранку, сожгла она тот платочек, сделала «черный настой», сунул я склянку в карман, помчался на Морскую, подошел к дому – и фыркнул настой так, что пробка вылетела, и залило мне весь бок…
– Иди переоденься в мужское, – бросил Сварог Маре. – Возьми свое оружие, какое есть.
Фокус с «черным настоем» он тоже знал. Настой на пепле из сожженной вещи разыскиваемого человека, если его готовил знающий дело колдун, багровеет и пенится, стоит ему оказаться неподалеку от хозяина вещи. Этот прием не годится для поисков наугад – попробуйте обойти большой город вроде Равены, вытаскивая скляночку под каждым окном, у каждой калитки…
Зато этот метод прекрасно срабатывает, когда есть подозрения на какой-то определенный дом.
Неужели Гинкер, владелец этого притона, ведет двойную игру? Или дело в той самой логике непрофессионалов и он сам ни о чем не подозревает?
Бордель для педрил – последнее место, которое ассоциируется со словом «женщина». А темнее всего – под пламенем свечи. Слухи об этом роскошном притончике гуляли при дворе, могло дойти и до Делии…
Вот и все. Бабка-гусятница приютит. Лошадей у тетки Чари в избытке.
Нынче же днем группа всадников с железными документами и выправленными по всей форме подорожными покинет город. А отъехав в безлюдные места, сядут на пароход и поплывут в Харлан – туда ближе всего, там заправляет Хартог, не столь давно взошедший на престол, чтобы успеть преисполниться неблагодарности. И дальше – море…
Сунув Паколета за стол в красной гостиной напротив равнодушного ко всему на свете, кроме «пятнашки», графа Дино, поставив перед верным мошенником бутылку и стакан, Сварог побежал к себе в комнату, переоделся в простой дорожный костюм. Собирать ему было почти что и нечего – Доран-ан-Тег, пару пистолетов да несколько туго набитых кошельков и кое-какие бумаги. Застегнул кожаный колет, глянул в зеркало – еще один дворянин-путешественник, какие в превеликом обилии снуют по дорогам королевства. Застегнул на груди перевязь, так, чтобы ножны меча оказались за спиной, а рукоять торчала над плечом. Оказалось, так носить меч и в самом деле гораздо удобнее – выигрываешь секунды, можно, выхватив, нанести удар без всякого замаха…
– Вот и все?
– Вот и все, Маргилена, – сказал Сварог, обернувшись. – Сюда мы в любом случае не вернемся, хотя шпики должны думать иначе…
– И это все, что ты можешь сказать?
Сварог смотрел в ее печальные серые глаза и лихорадочно искал слова.
Ну что тут скажешь?
– Ты удивительная женщина, – сказал он. – Серьезно.
– Я знаю. И постарайся никогда ко мне не возвращаться. Во-первых, я не умею долго спать в одиночестве и терпеть не могу воскрешать былые привязанности. Очень быстро забываю прошлое. Во-вторых, для тебя время идет по-другому, ты и не заметишь за хлопотами, сколько лет пронеслось – а с нами обстоит чуть иначе. Береги девочку. Удачи… Серый Рыцарь.
Приподнялась на цыпочки, чмокнула его в щеку, отвернулась и вышла из комнаты. Сварог подумал, что лучшего прощания нельзя и выдумать.
Когда они втроем сели в коляску, Сварог спросил:
– Ты меч в руках когда-нибудь держал?
– Вот уж чего не доводилось, – сказал Паколет. – Драться могу неплохо и с ножом тоже управлюсь. Если честно, найдется за мной и полдюжины порезанных, и даже один жмурик. Но вот военного оружия в руках не держал…
– Тогда не стоит и пробовать, – сказал Сварог. – Будешь пока что пребывать в обозе.
Хвосты они рубили там же, где и в прошлый раз, когда ехали к Леверлину. В одном из хитрых домов, охваченных вниманием барона Гинкера, – входишь в сапожную лавку, ныряешь в дверцу за прилавком, и сидящий в задней комнате посвященный человек бегом провожает тебя по лабиринту переходов, лестниц, коридорчиков, тупиков и двориков, пока не окажешься за квартал отсюда, на совершенно другой улице, вовсе даже перпендикулярной той, где размещен исходный пункт. Помимо сапожной лавки, имелись другие входы и выходы, так что лабиринтов было несколько – и все они затейливо вмонтированы в самые обыкновенные доходные дома, так что жильцы ничего не подозревают и привыкли к шмыгающим мимо незнакомцам.