Лётчики
Шрифт:
Но не до раздумий в скоротечном воздушном бою. Подполковник Власов с ходу обрушил Яки на флагманский косяк. Вся колонна бомбардировщиков взъерошилась, встретила их иглами сотен пулеметных трасс. Яки ударили стремительно и точно.
Власов выбрал «своего», палившего ему в лоб, впился глазами в стеклянный колпак пилотской кабины. Сдерживая себя, в стремительном пике свалился на врага. Кабина с силуэтом летчика вырастала в отражателе прицела, укрупнялась на глазах. Нажал гашетку, в упор ударил сразу из пушки и двух пулеметов, видя, как взрывается кабина врага. «Юнкерс» еще какое-то мгновение шел прямо, потом его резко качнуло, и бомбардировщик завалился вниз...
В этом бою десятка Яков сбила 13 фашистских боевых машин. Вечером пришла телеграмма
Нет, не удалось Николаю Власову долететь до поверженного Берлина, не удалось увидеть светлый праздник Победы. На рассвете 29 июня 1943 года при перелете в сражающийся Ленинград самолет, пилотируемый Власовым, был подбит и упал на территории врага.
Многие годы ни боевые друзья, ни родители героя ничего не знали о его дальнейшей судьбе. И только после войны, когда из ада фашистских концлагерей возвратились на Родину немногие уцелевшие военнопленные и интернированные моряки из гитлеровской тюрьмы Вюрцбург, в личном деле подполковника Власова Николая Ивановича, хранящемся в Главном управлении кадров Министерства обороны СССР, появилась следующая запись: «...По дополнительным данным, был в лагерях Вюрцбург и Дахау (Германия)».
Постепенно из десятков свидетельств, словно из мозаики, складывался путь верного сына Советского Отечества Николая Власова, начиная с туманного утра 29 июня 1943 года и кончая героической его гибелью. Вот она, эта короткая, но яркая страница его биографии, биографии патриота, коммуниста, воина.
Снаряд зенитного орудия разорвался около бензобака, и машина вспыхнула, как факел. Осколки второго попали Николаю в голову, вспороли тугой ранец парашюта. Покинуть машину теперь он не мог. И потому решил бороться за ее живучесть до последнего. А самолет, стремительно прочерчивая дымный след в небе, падал в лес. Перед самой землей Власову на миг удалось овладеть управлением, он выровнял машину — не зря, видно, считали его лучшим летчиком в училище, в боевом строю — и плашмя бросил ее на лес. Срезая макушки деревьев, разваливаясь на куски, машина спарашютировала и с последним ударом о землю выбросила пилота из кабины.
Что было дальше — Николай не помнит. Очнулся ночью, не в силах пошевелить на рукой, ни ногой. С трудом перевернулся на спину. Сквозь щели в крыше видно было светлеющее предрассветное небо. Там же, где он лежал, полная тьма. Дрожащими от слабости руками ощупал себя: разбитая, в сгустках запекшейся крови голова, сильная боль во всем теле, хотя видимых повреждений нот, ссадины и глубокие царапины — результат падения на ветки деревьев. Они-то, видимо, и спасли ему жизнь. Но зачем? Ведь яснее ясного: это плен...
Власов попытался встать, сделал резкое движение и... не поверил себе. Тишину прорезало мягкое мелодичное позванивание. Награды?! И ордена, и Золотая Звезда Героя были при нем. Тогда, может быть, все-таки не плен?
Забыв о боли, он вскочил на ноги, подбежал к двери, контуром обозначенной наступающим рассветом, рванул на себя ее хлипкие доски.
— Хальт! Хальт! — завопили снаружи, и почти сразу же в полуметре от него деревянную стену сарая прошила трасса автоматной очереди.
Утром его вывели на допрос. Солнце стояло еще невысоко, особенно ясно высвечивая крестьянский двор, где эти, в мышиного цвета мундирах, чувствовали себя полными хозяевами, заброшенный огород, сарай, где он провел ночь.
Из дома высыпали офицеры. С интересом разглядывали его, переговаривались. Один, помоложе и понаглев, подошел ближе, потянулся было к наградам. Но Николай ожег его таким взглядом, так круто развернулся широченными плечами, что фашист вмиг отскочил и заговорил что-то громко и визгливо. Примчалось двое солдат. Вместе с часовым они крепко связали ему руки сыромятным ремнем, и теперь вроде бы он был безопасен. Но подходить к нему офицеры больше не решались.
После непродолжительного и формального допроса,
И он скоро пришел, этот приказ. В сопровождении трех конвойных его отправили на ближайшую железнодорожную станцию, бросили в товарный вагон. Почти сразу же поезд тронулся, и пошли стучать колеса по стыкам, набирая ход...
Везли его долго, с остановками в пути. Однажды состав попал под бомбовый удар наших самолетов, и Николай, прижимаясь к дощатому полу вагона, всем сердцем желал прямого попадания, крушения, то есть всего, что могло принести ему свободу или смерть.
По свидетельствам людей, встречавшихся с Власовым в заключении, можно установить, что гитлеровцы не сразу бросили его в концентрационный лагерь. Они пытались склонить его к предательству, к измене Родине. Пилот, обладавший громадным боевым опытом, сам воспитавший десятки воздушных бойцов, был им очень кстати. Воздушный флот гитлеровской Германии начала Великой Отечественной разительно отличался от того, что имели фашисты в период Курской битвы. Общая численность неприятельской авиации и наших Военно-Воздушных Сил, схватившихся в сражении над Курским выступом, была огромна, однако чашу весов здесь уже явно перевешивала растущая мощь советских авиадивизий, способность нашей страны по ходу боевых действий готовить отличные кадры пилотов и авиационных специалистов. Начиная Курскую битву, неприятель смог ввести в дело только два воздушных флота общей численностью около двух тысяч самолетов. С нашей стороны в сражение вступили три воздушные армии и некоторые соединения дальней бомбардировочной авиации — в целом более трех тысяч самолетов.
После Курской битвы полное господство в воздухе перешло к Советским ВВС, и это обстоятельство не могло не беспокоить фашистское командование, стремившееся всеми способами изменить положение в свою пользу. Потому так долго и работали гитлеровские контрразведчики с Николаем Власовым, стремясь сломить советского аса, не скупясь на посулы, рисуя перед пленным летчиком радужные картины его благополучия в случае, если он примет их предложения. Но Власов был неизменно тверд, и все посулы и угрозы врага разбивались в прах перед непоколебимой стойкостью летчика-коммуниста.
Эта непоколебимость, стойкость, верность присяге даже у врага вызывали невольное уважение. Именно так можно объяснить то обстоятельство, что в первые месяцы заключения никто из фашистов не посмел тронуть правительственные награды на груди героя, и Николай Власов в окружении врагов носил их до того часа, пока сам не решил расстаться с дорогими орденами, чтобы после его смерти они смогли вернуться на Родину.
В приказе министра обороны СССР, посвященном Герою Советского Союза подполковнику Власову Николаю Ивановичу, говорится: «...Находясь в фашистском плену, Власов высоко держал честь и достоинство советского воина-патриота, постоянно проявлял стойкость и мужество, оказывал поддержку товарищам по плену, вел среди военнопленных непрерывную агитационную работу, являлся организатором ряда побегов из плена. Он с презрением отвергал попытки противника заставить его изменить своей Родине...
Беззаветная преданность подполковника Власова Н. И. Советской Социалистической Родине, его верность воинской присяге, отвага и геройство должны служить примером для всего личного состава Вооруженных Сил СССР».
...Нет, непросто, оказывается, войти в лагерный коллектив военнопленных. Прямота, искренность, доброжелательство расцениваются как неумелая провокация, призыв к действию вызывает снисходительные улыбки.
К Николаю тоже внимательно приглядывались люди. Первое сообщение о нем, которое принесли членам подпольного комитета полковникам А. Ф. Исупову и К. М. Чубченкову, было: «В лагере провокатор».