Лети, мой Свет!

Василик Янина

— Короче, прохлопала ты мужика, однозначно. По крайней мере, на эту ночь — точно! — подытожила водяница, отрывая Аталь от невесёлых мыслей.

— Ну почему все, кому не лень, считают своим долгом пояснить, как жить и чего мне делать! Сама разберусь! Оставь меня в покое! — взорвалась девушка.

— Вот ненормальная, да кому нужны твои терзания! Переживай себе, на здоровье, не буду мешать! Я с тобой по-человечески поговорить хотела, а ты тут сопли распустила: «того люблю, этого не люблю», — противным голосом передразнила возмущение девушки водяница.

— Ладно, говори, чего хотела,

да пойду я уже, — успокоившись, вздохнула Аталь. — А то эти рекордсмены-пешеходы разбудят с рассветом…

Водяница вдруг посерьёзнела, пододвинулась поближе, просительно заглянув прямо в глаза, и быстро заговорила:

— Помоги мне, человечка! Я ведь отпустила твоего мужчину. Видела, что обрываешь мои путы, но отпустила, подумав, что ты, может быть, согласишься мне помочь. Не могу я тут больше, дохну от тоски. Обычно-то я не такая, мне утопленники не нужны, но без общения и нежить зачахнуть может, понимаешь?

— Ага, обычно ты белая и пушистая, а от нехватки собеседников — голая и кровожадная. Всё понятно. Чего не уйдёшь тогда в другой водоём? Или здесь у тебя привязка?

— Всё-то ты знаешь, умница моя! Привязка, будь она неладна!

— Ну, давай, рассказывай по порядку. А я посмотрю, смогу ли чем помочь, — без особого энтузиазма ответила Аталь, в глубине душе радуясь, что можно ещё потянуть время и не возвращаться к костру. В принципе, механизм превращения утопленницы в русалку был подробно описан в учебнике по классификации нежити. А с другой стороны, картинки там тоже были…

… Звали её Уляшей. И жила она недалеко, в соседней деревеньке, что на той стороне озера, за сосновым бором. Рано осиротела и пошла в приемыши к дядьке и его жене. Не сладко жилось, дядька бедствовал, да и своих детей был полон дом, а тут ещё и племянница. Вот и начала дядькина жена, едва дождавшись вступления Уляши в возраст невесты, пытаться сосватать её хоть кому-нибудь, чтоб из дома лишний рот сбагрить.

Только бесприданницу, несмотря на красоту неписанную, никто особо брать не хотел. Нет, молодые парни, падкие на милое личико и фигурку ладную, были совсем не против, да вот родители их, посмотрев, что с книжками Уляша дружила больше чем с метлой, тряпкой и кастрюлями, сватов присылать не спешили.

Однажды, привычно прячась от дядькиной жены под предлогом собирания в лесу ягод (а на самом деле, радуясь возможности остаться наедине с украденной из дома старосты книгой), девушка встретила на берегу этого самого озера парня. Звали того Самолием, и был он сыном барона, тогдашнего наместника Лесограда. А дальше — как в сказке: полюбил её Самолий, обещал жениться и забрать к себе, в город. Только не сложилось. Сразу после отъезда сына барона, просватала её жена дядькина за проезжего мага — здоровенного, заросшего бородою мужика, которому кастрюли и сковородки было кому глядеть, а вот молодой красавицы в доме не хватало.

Названная родительница и слышать ничего не хотела ни про сына наместника, ни про любовь их взаимную. Да сестрица сводная нарадоваться не могла — ведь к ней-то, первой вышивальщице на деревне, сваты сами прибегут. А Уляша, оценив маслянисто блестящие глазки будущего жениха, с хозяйственным интересом изучавшего её фигуру и, почему-то, ладони,

надумала бежать от замужества нежеланного. К милому, разумеется. Вечерком пошла во двор, да и побрела к лесу, надеясь до рассвета дойти до тракта, ведущего к Лесограду.

Но о побеге как-то прознали, и кинулись всей деревней ловить непутёвую невесту. В темноте Уляша сама и не поняла, как очутилась у озера. Нога подвернулась, и девушка бухнулась со скользких мостков прямёхонько в омут. Запоздало вспомнив, что так и не научилась плавать, булькнула прямо на дно. Да такая злость её взяла, пока лёгкие горели от недостачи воздуха, на себя невезучую, да на людей, что гнались за ней, да на мать приёмную с сестрицей младшей, что выплыла она наверх. Но сказать ничего не успела — односельчане, увидев её, разбежались. И только попытавшись выбраться на берег, поняла, что не ходить ей больше по земле. Так и стала она русалкой. Поначалу даже обрадовалась — всё лучше, чем умереть. И только прожив несколько лет в одиночестве, поняла, что лучше уж смерть, чем такое существование…

— Так, суть проблемы я поняла. Значит твоя привязка — это дядькина жена? На неё ты злилась, когда тонула?

— Да.

— И что ты хочешь? Чтобы я привела её на берег озера? А ты устроила тут показательное утопление?

Русалка невесело улыбнулась.

— Да не нужна она мне. Я давно простила её, правда. В конце концов, я тоже хороша. Всё ждала принца на белом коне. Всё надеялась, что увезёт он меня, такую нежную и трепетную, и не увижу больше ни села этого опостылевшего, ни хаты покосившейся дядькиной. Понимаешь, я всё о себя думала, себя и жалела. А как им было растить пятерых детей и меня — распрекрасную бесприданницу — ни на миг не задумывалась. Не так уж она и виновата, что сочла мои рассказы придурью очередной. У селян ведь как — берут замуж, да ещё и без приданого — радуйся. Главное в жизни — чтобы был муж, дети, да дом с огородом. А любовь на хлеб не намажешь…

— Понятно. Хорошо, я постараюсь привести её на озеро. Только давай договоримся — без фокусов, пожалуйста. Я тебя понимаю и даже сочувствую, местами, но соучастником утопления быть не желаю. Кстати, а что маг — жених твой не состоявшийся — не появлялся больше?

— Появлялся. Бродил вокруг озера, чертил какие-то значки на земле. Звал меня. Сильно звал — еле в воде удержалась, да и то, благодаря ключам подземным. Но я к нему не вышла. Страшно было.

— Теперь понимаешь, зачем звал? — Аталь серьезно посмотрела в ставшее почти человеческим под гнетом воспоминаний лицо нежити.

— Понимаю. Надеюсь, что тебе я без надобности, как и твоим спутникам. Впрочем, если честно — мне уже все-равно. Не могу здесь больше…

Вернувшись к костру, девушка убедилась, что компания эльфов крепко спит в полном комплекте. Зябко поёжившись от предрассветной прохлады, забралась с головой под одеяло и, позабыв про свою нелюбовь к ночёвкам под открытым небом, мгновенно заснула.

* * *

Вопреки мрачным ожиданиям, Аталь прекрасно выспалась. Высунув нос из-под одеяла, отметила, что солнце уверенно стремится к зениту, а все страшно торопящиеся путешественники продолжают безответственно дрыхнуть.