Лети, ведьма, лети! [тетралогия]
Шрифт:
– Я рада, что тебя потянуло на поэзию, – сказала тетя, – но все-таки будь внимательна. Мы летим не над лугом из одуванчиков.
Я не обратила внимания на прозаичность тети. Пусть ее! В моей голове складывались строчки стихотворения:
О крылья невесомой феи, Потерянные в круговерти! О чем я говорить умею? Лишь о любви и лишь о смерти.Последняя строка складывалась неудачно.
– Тебе просто надо влюбиться, – сказала я самой себе. – Желательно безответно. И тогда стихов будет великое множество, хоть книжку печатай.
И тут я загрустила. Влюбиться! Сколько можно несерьезно и безответственно влюбляться! Нет, пора подумать о действительно высоком и серьезном чувстве. Я ведь не маленькая – двадцать лет уже. А настоящей любви так и не испытала. Так вся жизнь пройдет – в ворожбе да колдовстве, а любовь…
Я даже всхлипнула – до того стало себя, несчастную, жалко.
– В чем дело? – немедленно подала голос тетя со своего помела. – Я ослышалась, или ты, моя железная племянница, действительно всхлипнула?
– Вы не ослышались, и я не железная, – сказала я.
– О чем же ты, дева, всхлипываешь? О красоте рассвета?
– Нет, тетушка. О быстротечности моих лет и об отсутствии в них высокого и пламенного чувства, именуемого любовью.
– Ну, это ты сама виновата.
– Как это?!
– Виновата, виновата. Кто Данилу Крысолова продинамил, а потом и вовсе бортанул? Кто лешего Мишу обольстил неверными надеждами и исчез без всяких объяснений? А?
– Тетя, вы бы уж выбрали один литературный стиль для бесед? А то уши режет. Ладно. Что касается Данилы Крысолова, тут я, конечно, виновата. У меня в то время характер резался. Ну и расстались. Кстати, Крысолов быстро утешился. С вашей феей Катей, кстати, помните?
– Катя – хорошая девушка, – немедленно пришла на защиту феечки тетя.
– А я и не спорю. Просто у нас с Крысоловом было несерьезно. А с Мишкой… Ну он же леший! Был бы хоть домовым. И потом, тогда не до этого было. Не до романов.
– Да уж, – печально отозвалась тетя. – Но ты не всхлипывай. Думаю, в Оро или даже в Толедо мы тебе найдем подходящего жениха.
– Я не собираюсь замуж!
– Влюбишься и соберешься. Я, кстати, понемногу готовлю тебе приданое.
– Что, батистовые простыни и севрский фарфор?
– Почти… Святая Вальпурга, что это?!
– Где?! О демоны всех стихий!
Мы с тетей резко затормозили в воздухе. Я услышала, как Май завизжала, будто ее снова резали:
– Цветок-выползень!
Ярко-оранжево-багровая громадина, похожая чем-то на дирижабль, возникла в опасной близости от нас. Это был бутон, покачивающийся на мохнатом стволе, здорово напоминавшем дерево. Зрелище этого бутона, неожиданно поднявшегося среди белесых облаков, было одновременно жутким и завораживающим.
– Что делать? –
– Доставай волшебный порошок! – воскликнула тетя. – Ты же его брала. Брала?!
– Опс, – печально проговорила я, сунув руку в карман и обнаружив, что он вопиюще пуст. – Я забыла порошок в Забытом городе. Каламбур, хи-хи.
– Девчонка! – презрительно бросила мне тетя. – Ни в чем на тебя нельзя положиться.
– Цветок сейчас раскроется и плюнет! – прервала наши пререкания Май. – Если нет порошка, то надо улетать вверх. Скорее!
Тетя вняла совету феечки и резко рванула свое помело в почти недоступные метлам высоты. Сверху до меня донеслись обрывки ее крика:
– …ля! Что ты копаешь…
А я застыла на месте. Я снова встретила смерть лицом к лицу, и снова меня заворожила эта близость. Нет, я точно ненормальная, у меня нет никакого инстинкта самосохранения!
Но так хочется увидеть, как раскроется этот проклятый бутон!
И он словно услышал мое подсознательное желание. По лепесткам как будто пробежало пламя, так они вдруг засияли. И бутон начал раскрываться.
– Юля!!!
– Подождите! – крикнула я. – Я успею!
Бутон вел себя как принцесса на своем первом балу. Он раскрывался медленно, охорашиваясь и набираясь сил. И вдруг…
В какую-то долю секунды!..
Бутон раскрылся.
Полностью.
Он был прекрасен и грозен, как дракон. Внутри по его багрово-оранжевым мясистым лепесткам пролегли сверкающие золотые прожилки. Длинные тычинки пушились ядовито-розовым цветом. Казалось, они светятся в предутренней мгле. Да что «казалось», они действительно светились! А на вершине пестика формировалась капля такого яростно-желтого цвета, что я поняла – вот он, яд, который выплеснется мне в лицо и сожжет меня начисто. Внутри капли что-то клубилось, как будто варево в колдовском котелке.
– Ты хорош, – сказала я цветку, будто он мог меня понимать (кто знает, может, и понимал?). – Да только я не хуже.
В следующее мгновение цветок плюнул.
Это мгновение оказалось бесконечно растянутым. Потому что я успела в это мгновение сделать кучу дел: завизжать, опомниться, поставить защитный экран и рвануть вверх, в спасительную высоту, туда, где, похоже, медленно сходила с ума от волнения моя дорогая тетушка. От резкого подъема из легких выжало весь воздух, и я почувствовала себя совершенно некомфортно. Но сердце пело: я опять побывала у самых когтей смерти, и ей не удалось меня зацепить!
Эх, все-таки смелая я ведьма.
И до ужаса глупая.
Цветы, растительный мир паршивый, и то умнее меня!
Упустив добычу, цветок-выползень издал разочарованный вой на пределе слышимости. Но этого воя было Достаточно, чтобы под облака поднялись десятки, нет, сотни мохнатых стеблей с бутонами самой безумной расцветки. Бутоны молниеносно раскрывались, и их пестики работали как огнеметы. Воздух наполнился кисловато-терпким, отвратительным запахом яда.
Я выскочила из облаков прямо возле тетушки. Та бесновалась: