Летнее Солнцестояние
Шрифт:
Слухи о Кроте Камня подкреплялись тем, что данктонские жители изредка видели Брекена, который к этому времени освоил всю Древнюю Систему, кроме центральной ее части, проникнуть в которую ему до сих пор не удавалось, и осмелел настолько, что порой не прочь был и рискнуть.
Брекен являлся на склоны в основном для того, чтобы повидаться с Ру и с ее растущим потомством. Кротят звали: Виолета — Фиалка, Колтсфут — Мать-и-Мачеха, Бич — Бук и Пип — Зернышко.
Брекен пытался пройти через Грот Корней еще несколько раз, но в конце концов временно оставил эти попытки, после того как оказался там в ветреный день и едва не угодил в глубокую трещину,
Он решил устроить свою нору на лесной опушке, подходившей к поляне Камня, неподалеку от того места, где умер Кеан. Этот выбор был связан, главным образом, с тем, что здесь проходил второй туннель, ведущий от кольцевого коридора, окаймляющего лабиринт и Грот Эха. Туннель этот был довольно-таки замысловат, то и дело выписывал загогулины и к западу от Камня постепенно сходил на нет. Брекен вырыл хитроумную систему ходов, которая соединялась с исходным туннелем и могла запутать кого угодно. Теперь его нора оказалась связанной с Древней Системой (о чем он всегда так мечтал), но найти тайный ход из норы в туннель было очень непросто.
Данктонский Лес готовился к приходу зимы. Ветры, дувшие с пастбищ, становились все злее и холоднее, с деревьев облетели остатки листвы, лишь кое-где на буках и дубах виднелись сухие мертвые листочки — последнее напоминание о давно прошедшем лете. Зелеными оставались только плющ, вившийся по стволам некоторых старых деревьев, и омела, разросшаяся на одном из дубов нижнего Вестсайда и на двух бэрроу-вэйльских остролистах, чьи плотные блестящие листики и красные ягоды были единственными яркими пятнами во всем сером, безрадостном лесу.
Лес пустел. Улетело большинство птиц; серые белки, носившиеся весной и летом по всему лесу, стали забираться в свои дупла, где они впадали в зимнюю спячку, длившуюся до самого начала весны.
Колония летучих мышей из нижней части леса, жившая в выгнившем изнутри стволе мертвого вяза, прекратила свое ежевечернее кружение и забилась в самые дальние уголки дупла, чтобы выйти оттуда только с наступлением тепла. Такие насекомые, как осы и божьи коровки, попрятались в щели, выискивая места, где можно втиснуться под древесную кору, отслоившуюся от ствола. Ленивые и сонные ежи тоже стали готовиться к зимовке, забираясь под листья и коряги, откуда виднелись их слегка подрагивающие острые мордочки.
Ноябрь сменился декабрем, и кроты отступили в нижние туннели своих систем, заделав часть входов, из которых особенно тянуло стужей. Это было самое мрачное, темное и безрадостное время. Кроты или часами лежали, свернувшись, или бродили по холодным, туннелям в надежде отыскать что-нибудь съестное. Единственными звуками, проникавшими к ним в норы,] были завывания ледяного ветра, треск и стук падающих ветвей и хлопанье крыльев сорок, на черном оперении которых отсвечивало серое хмурое небо.
И все-таки, сколь бы тягостной ни была атмосфера, царившая в это время в системе, в конце третьей недели декабря ее охватило возбуждение, связанное с приближением Самой Долгой Ночи. Даже в самый темный и мрачный час до нас долетает неяркий свет далекой звезды, слабый свет надежды, мерцание которого способно утешить любую сердечную боль и скорбь.
Самая Долгая Ночь! Время, когда молодые глупеют на глазах, предаваясь безудержным мечтам, а взрослые молодеют, вспоминая о далеком прошлом.
В эту пору вспоминаются древние сказания и поются старинные песни, в которых говорится о появлении Бэллагана, об обретении первого Камня, о том, как он был расколот на семь сотен частей, о Вервейн Западного Камня, супруге Бэллагана, об их борьбе с тьмою во время первой Самой Долгой Ночи, об их сыновьях и дочерях и обретении новой системы, о том, как Бэллаган нашел первую, а Вервейн — вторую Книгу. И все-таки самой излюбленной кротовьей легендой, которую кроты рассказывали друг другу именно Самой Долгой Ночью, была история о том, как Линден, последний сын Бэллагана и Вервейн, отправился вместе с Книгами в Аффингтон, где научился читать их и за время Самой Долгой Ночи превратился в Белого Крота, через которого кроты обрели великую целительную силу любви и безмолвия Камня.
В память о Линдене кроты всех систем отправлялись Самой Долгой Ночью к Камню (или к предмету, олицетворявшему его). Зимний Ход невозможно было забыть, ибо в этот вечер улыбки, смех, забавы и проказы сочетались с молитвами, молчанием и торжественным ритуалом, после чего участники церемонии возвращались в свои норы и устраивали там веселый пир, и где помимо прочих рассказывалась и эта любимая всеми легенда. Затем кроты отходили ко сну и просыпались уже утром, воочию убеждаясь в том, что пережили еще одну Самую Долгую Ночь, а значит, в мир вновь должна прийти весна.
С приближением очередной Самой Долгой Ночи многие данктонские кроты, собиравшиеся побывать этой ночью возле Камня, передумали, вспомнив о прозвучавших год назад угрозах Мандрейка. Страхи стали еще больше, мораль упала еще ниже, и это в такое-то время, когда кроты естественным образом вспоминают о Камне и о необходимости возношения молитв о даровании его помощи и заступничества. Многие из кротов решили побывать на вершине холма тайно, хотя всячески отрицали это вслух (за редким исключением). Когда началась третья неделя декабря, система ожила — кроты принялись наводить порядок в своих норах и готовиться к приближающемуся празднику Самой Долгой Ночи, радостно посмеиваясь в его предвкушении.
Впрочем, находятся и такие кроты — и они будут всегда, — у которых шумные празднества и подготовка к ним не вызывают никакого энтузиазма. К их числу принадлежал и Брекен. Конечно же, он мог бы провести какое-то время в норе Ру (пусти она его к себе), но ему хотелось чего-то иного, чего — он не знал и сам. В то время как подавляющее большинство кротов системы пребывало в состоянии радостного ожидания, он, напротив, испытывал горестные чувства.
Порой он выходил на лесную опушку и смотрел на раскинувшиеся внизу пастбища, вспоминая импульс, возникший у него в тот момент, когда он впервые оказался возле Камня, — оставить систему и отправиться в направлении Аффингтона, пусть он не имел ни малейшего понятия о том, на каком расстоянии тот находится. В другие дни он молча сидел в тени Камня, думая о том, уж не зря ли тому приписывают чудесную силу, и едва ли не требовал от него чудесных проявлений его незримой власти. Иногда ему вспоминался Грот Корней; он снова и снова изумлялся тому странному обстоятельству, что ему так и не удалось пройти его насквозь. Обстоятельство это не позволяло ему отправиться в Аффингтон — как он мог покинуть систему, не исследовав ее центральной части?