Летним вечером
Шрифт:
Видишь, какие дела в нынешнее время случаются… Стали все замечать, что Игнат после той газеты неспокойный сделался и сна лишился. Встанет среди ночи и ходит из угла в угол и папироску за папироской курит… А тут вскоре начались по всей стране дела одно другого важнее. Никита Сергеевич Хрущев с докладом выступил. Стали лучших людей с заводов на деревню посылать.
Заводит с Игнатом беседу секретарь парткома: «Ну как, Игнат Трофимович, с постановлением январского Пленума ЦК ознакомились?» — «Ознакомился», — говорит Игнат. «Ну и
Игнат даже засмеялся. «Да я, — говорит, — уже неделю заявление в кармане ношу, да отдать его не решаюсь. Боюсь, как бы за летуна меня не посчитали. Вчера из деревни в город явился, сегодня — опять в деревню».
Секретарь тоже засмеялся. «Нет, — говорит, — Игнат Трофимович, на летуна вы не похожи. А насчет деревни вы правильно решили. Поезжайте».
И появился Игнат опять в наших местах. Приехал он ранней весной. Снег на полях еще не совсем сошел, землю морозцем легким прихватило. Со станции до села шесть километров, а он и подводы не стал дожидаться, пешком пошел. А дорога, сам знаешь, возле МТФ петлю дает. И только Игнат мимо коровника прошел, как столкнулся нос к носу с Нюркой.
Увидела она его, побледнела, за березку рукой схватилась: «Здравствуйте, Игнат Трофимыч. С приездом вас».
«Здравствуйте, Анна Ильинична», — отвечает Игнат и мимо пройти хочет. А она ему дорогу загораживает. Глаза вниз опустила, кончик платка теребит.
«Вы меня за прошлое простите, Игнат Трофимыч. Молодая я была, глупая. Счастья своего разглядеть не сумела».
А у самой в глазах — слезы. Такие-то вот дела…
Афанасий замолчал, прислушиваясь. Издалека послышались шаги, потом до амбаров долетел женский смех.
— Концерт кончился. Из клуба народ идет, — сказал Афанасий и поглядел на дорогу.
Показались люди, едва различимые в сумерках.
Уже совсем близко заливисто, с переборами заиграл баян.
— Алешка Звездин играет, — усмехнулся Афанасий. — Ишь как с переборами выводит, шельма! Двадцать девять лет стервецу, а он все в женихах ходит. У-у-у, беспутная душа.
Две тени — одна высокая, мужская, другая пониже, женская — отделились от толпы.
— Дай-ка, Петрович, прикурить, — попросил мужчина густым, приглушенным басом.
Афанасий чиркнул спичкой.
Огонь на миг осветил крупное большелобое лицо и большие сильные руки.
Мужчина закурил и, попрощавшись, пошел к дороге, на ходу беря спутницу свою под руку.
Афанасий проводил их долгим задумчивым взглядом и, тихонько засмеявшись, повернулся ко мне:
— Знаешь, это кто?
И тут же пояснил:
— Нюрка с Игнатом… Из клуба идут.
Он покачал головой, усмехнулся. Потом вздохнул, должно быть, вспоминая свою молодость, и задумался.
Я
Темные расплывчатые очертания мелькнули раз, другой и растворились во мраке.
САША
Если взобраться с ногами на чемодан, который стоит в прихожей, то можно дотянуться до синего ящика, куда каждое утро почтальон опускает газеты.
Саша, маленький, темноглазый мальчуган лет шести, встает на крышку чемодана, тянется на цыпочках к ящику и отодвигает снизу жестяную заслонку. На пол с шорохом падают газеты. Саша подбирает их; заглядывает снизу в ящик, потом — за чемодан, шарит руками по полу, и когда он снова появляется в столовой, на лице у него — недовольство и огорчение.
— Мама, вот газеты. А письма опять нет.
Мама сидит у стола в синем домашнем халате и режет ножом хлеб, поправляя спадающие на лоб густые вьющиеся волосы.
— Садись, какао остынет, — тихо говорит она и, глядя не на Сашу, а куда-то в угол, подвигает ему горячую чашку и булку с маслом.
Саша молча принимается за еду, но скоро поднимает на мать глаза:
— Мама, а почему папа не пишет так долго?
— Сашенька, я уже тебе сто раз говорила: он уехал в командировку в тайгу. Это очень далеко, и письма оттуда ходят редко.
Ответ этот на какое-то время удовлетворяет Сашу, и он старательно принимается жевать, но не проходит и минуты, как снова поднимает глаза.
— Мам, а вдруг на него напали волки?
— Какие еще волки?
— Серые, злые.
— Он убьет их из ружья.
— А если медведи?
Лицо у мамы болезненно морщится, точно она вот-вот заплачет.
— Ты ешь поскорее, — недовольно говорит она. — Тебя еще нужно отвести в садик, и я могу опоздать на работу.
Проходит полчаса, мать и сын выходят из дому, и в дверях щелкает замок…
…Мама заходит за Сашей в детский сад, как всегда, под вечер. Пока Саша одевает пальтишко, она расспрашивает воспитательницу, не шалил ли он сегодня.
Потом они идут домой и по дороге заходят в большой универсальный магазин.
Маме нужно зайти в отдел готового платья, но Саша настойчиво тянет ее туда, где на длинных полках выстроились в ряд игрушки. Тут и смешные клоуны, и плюшевые желтоглазые медведи, и глянцевитые куклы, а в самом низу стоит игрушечный поезд — маленький черный паровоз и пять разноцветных вагончиков. У Саши разгораются глаза.