Летний дождь
Шрифт:
Вина мы взяли на три дня. На ужин в день по полторашке.
Можно далеко вперёд не забегать и предположить, что из этого получилось.
Первая бутылка ушла совсем быстро, незаметно, оставив на губах привкус какой-то добавочной травы – то ли чабреца, то ли – полыни. Стали разливать вторую – новые оттенки! Может делать вино отечественный производитель!
Выпили и за производителя.
Ну, а тут и разговор пошёл. Вначале, конечно, о производстве, о предстоящих экзаменах. Постепенно перешли на бап.
А у меня,
У меня был свой пунктик. Я писал коротенькие рассказы, которые не печатали ни в местной нашей газете, ни в «Новом мире». Ну и, когда собиралась компания, у меня, как будто бы сама собой появлялась аудитория, на головы которой можно было обрушить непечатные мои шедевры.
По-трезвому – робость, комплексы, неуверенность в силе своего дарования. После выпитого всё это куда-то пропадало.
Да и пьяный слушатель всегда оказывался более, чем снисходителен.
Тут мне Данька и попался.
Я ему один рассказ прочитал, мы выпили. Прочитал другой. Вина ещё много оставалось. Никто меня не останавливал, не просил поменять пластинку. Я вошёл во вкус.
Данька слушал внимательно, хихикал.
Потом, когда я всё-таки устал, спросил то, чего обычно спрашивали у меня все: – Это… Это всё правда с тобой было?..
Я привычно стал объяснять, что – нет, всё вымысел. Привёл в оправдание слова Высоцкого, что, мол – не сидел, не воровал, золотишком не промышлял, не воевал. Что настоящему художнику не обязательно садиться в подводную лодку, чтобы написать «Спасите наши души»…
И, что настоящему художнику – мне – совсем не обязательно было спать подряд со всеми женщинами, чтобы написать потом подряд столько рассказов почти на одну тему – про любовь. Которая, без её половой составляющей, практически не имеет смысла.
Данька слушал, а по виду его, по лёгкой усмешке было заметно, что свой вопрос он мне задал из приличия, а ему, в принципе, со мной и так всё ясно.
Он дождался, пока я изложил все пункты личной моей непричастности к половым злодеяниям моего героя и сказал, что у него тоже есть история. И что он – вот только мы разольём ещё по стаканчику – что он мне тоже её расскажет.
А история выглядела так.
В жаркий день середины лета ехал Данька на своей «Волге» на ГРС-ку, передавать режим. Обычно мы все ходим пешком, по километру туда и обратно. Но, когда под боком машина, или хотя бы велосипед, почему бы и не сократить время на прогулку?
Переезжает Данька через автотрассу, смотрит, а сбоку стоит молодая женщина, ожидает попутки в райцентр. Лёгкий на ней сарафан, на котором спереди одна-две пуговицы и поясок. Ветер снизу краешек сарафана шевелит, отдёргивает и на долю секунды можно было увидеть голую ногу женщины даже очень выше
Они не попались.
И Данька поехал дальше, на работу.
А женщина так и продолжала короткими кадрами вспыхивать в голове, вместе со своим сарафаном и бессовестным ветром.
Возвращается Данька обратно – женщина всё ещё на дороге. Никуда ещё не уехала, никто её не подобрал. Только отошла чуть дальше, в сторону движения на райцентр.
У оператора ГРС ёкнуло…
Крутанул руль, подъехал: – Тебе куда? Садись!
Села на заднее сиденье. Пригляделся в зеркало: симпатичная такая казашка. Стройненькая. Но – не доска. Грудки тянут где-то на третий размер. Накрашена, как городская. Зовут Клара.
Оказалось, что Кларе не в райцентр, а ближе, в Родниковку, в посёлок который от Данькиного Чилисая всего в пятнадцати километрах.
У Даньки, хоть и открыто было боковое окно, из головы никак не могло выветриться недавнее видение – Клара стоит на дороге, её голая нога в распахнувшемся сарафане…
– Слушай, Клара, а ты что, домой торопишься? – спросил, как бы мимоходом. – Жарко сейчас, может, пивка где-нибудь попьём?..
Клара домой не торопилась и захотела пивка.
Вернулись обратно в Чилисай.
Данька попросил Клару прилечь в машине, пока он сбегает в магазин.
В Чилисае он со своей «Волгой» – как вша на гребешке. Каждая собака знает. Очень оно надо, чтобы такая собака подошла, заглянула в машину, и, просунувшись по пояс в раскрытое окошко, попросила сигарету, или сообщила, какая жаркая сейчас на улице погода.
Наконец, выехали за посёлок, в лесопосадку. Клара из Родниковки. У неё сын, два годика. Разведена. Муж пил. Обычная сельская история.
Пиво закусывали мусорком из пакетиков, который назывался «анчоусы».
Клара сказала, что у неё сегодня день рождения.
У Даньки с собой была заначка в сто рублей. Достал он их из потайной щели в машине и сказал: – Клара, я тебя поздравляю. И осторожненько засунул ей сторублёвку за лифчик.
Пиво кончилось. И Данька предложил Кларе наугад: – А, может, нам это… Может, ты разденешься?..
Смотрю – рассказывает Данька, – а она стала раздеваться.
Получалось всё как-то очень просто. Но на тот момент уже было не до психоанализа.
Данька говорил, что всё, что Клара с ним там, в машине делала, было похоже на сон. Ну, само собой, он её и в рот, и в «гудок».
Данька заметил, что я не всё понимаю, о чём он рассказывает, пояснил: – Ну, в жопу.
– Вот ведь, – подумал я, – поотстал я от жизни. В наше время «Гудок» – это была всем известная железнодорожная газета. Гудок созывал нас на завод, идти выполнять с честью планы Родины. По призыву гудка наши отцы и деды, упрятав в штаны прокламации, ходили на маёвки.