Летний остров
Шрифт:
– Когда я в последний раз напилась, – вспомнила Нора, – дело кончилось тем, что я врезалась на машине в дерево.
– Не волнуйся, я не позволю тебе сесть за руль, – заверила Руби.
Кэролайн рассмеялась:
– Ладно, уговорили. Один стаканчик. Только один.
Руби танцующей походкой проследовала в кухню, потом выглянула оттуда и крикнула:
– Будем пить «Маргариту»!
Нора не успела придумать, как перевести разговор на другую тему, а Руби, все так же пританцовывая, уже вернулась с тремя стаканами – каждый был размером
Нора взяла стакан, Руби подошла к проигрывателю, выбрала диск и включила музыку. Из старых динамиков загрохотал рок, так что стекла задребезжали, а безделушки на каминной полке, казалось, запрыгали в каком-то безумном танце.
Руби отхлебнула коктейль и засмеялась, вытирая рот, потом со стуком поставила стакан на кофейный столик и протянула сестре руку:
– Пошли, Мисс Америка, потанцуй с худшим комиком Голливуда.
Кэролайн нахмурилась:
– Зачем ты так, это неправда.
– Давай потанцуем.
Вначале Кэролайн покачала головой, но потом сдалась, и они вдвоем закружились по комнате.
Нора подалась вперед, завороженно наблюдая за дочерьми и понемногу потягивая «Маргариту». Вспотевшие от танца, они выглядели такими счастливыми и беззаботными, что у нее защемило сердце. Она видела перед собой повзрослевших девочек, которых когда-то произвела на свет, женщин, какими они и должны были стать в ее представлении, если бы мать их не бросила.
Они танцевали, пили, смеялись, толкали друг друга в бок. Наконец Кэролайн подняла руки и сказала запыхавшись:
– Все, больше не могу. Голова кружится.
– Ха! Твоя проблема как раз в том, что ты редко теряешь голову. – Младшая вручила старшей ее стакан. – Пей до дна!
Кэролайн отвела со лба прилипшую прядь, посмотрела с сомнением, подумывая отказаться, но потом вдруг воскликнула: «Была не была!», залпом осушила стакан и протянула его Руби:
– Налей еще.
– Ага!
Руби, танцуя, двинулась в кухню и включила шейкер. В проигрывателе сменилась пластинка. Головка, скрипнув, опустилась на блестящую поверхность. «Из той материи шьются сладкие сны», – понеслось из динамиков.
Кэролайн, покачнувшись, подошла к Норе:
– Мамочка, потанцуй со мной.
«Мамочка». Кэролайн не называла ее так много лет.
– Если я наступлю тебе на ногу, то все кости переломаю, – предупредила Нора.
Кэролайн рассмеялась:
– Не беспокойся, я приняла обезболивающее. – На последнем слове она запнулась и снова беспомощно рассмеялась. – Кажется, я пьяна.
Нора подняла упавший костыль и, прихрамывая, направилась к Кэролайн. Одной рукой обняв дочь за тонкую талию – слишком тонкую, такую тонкую, что просто страшно, – другой она оперлась на костыль. Кэролайн положила руки на плечи матери, и они вдвоем начали медленно покачиваться в такт музыке.
– Под эту песню мы танцевали последний танец на выпускном балу. Я попросила сыграть ее на свадьбе, помнишь?
Нора кивнула. Она уже собиралась сказать что-нибудь нейтральное,
– Хочешь об этом поговорить? – мягко спросила она, крепче обнимая дочь.
– О чем?
Нора не смогла сдержаться. Она перестала танцевать и дотронулась до щеки Кэролайн.
– О твоем браке.
Красивое лицо Кэролайн сморщилось, губы задрожали, она тяжело вздохнула:
– Ах, мама, если бы и хотела, не знаю, с чего начать разговор.
– Тебе не нужно…
В комнату вернулась Руби. Она кружилась и напевала:
– Маргаритас для сеньорас.
Увидев Нору и Кэролайн, она застыла на месте.
– Господи Иисусе! Вас нельзя оставить на пять минут, вы тут же принимаетесь снова лить слезы!
– Руби, прошу тебя! – Нора бросила на младшую дочь умоляющий взгляд.
Руби нахмурилась:
– Каро, что случилось?
Кэролайн неловко попятилась, посмотрела на Нору, потом на Руби. Она беззвучно плакала. Зрелище было душераздирающее – так женщина плачет по ночам, когда рядом спит муж, а в соседней комнате – дети.
– Я не собиралась вам рассказывать, – проговорила она запинаясь.
Руби шагнула было к ней, протянув руку.
– Не дотрагивайся до меня! – Услышав в собственном голосе визгливые нотки, Кэролайн рассмеялась: – Боюсь, если ты это сделаешь, я расклеюсь, а мне до того надоело расклеиваться, что хочется кричать.
Кэролайн медленно опустилась на колени посреди комнаты. Руби села рядом, Нора, опираясь на костыль, дополнила группу. Кэролайн взяла стакан и сделала большой глоток. Слезы высохли, но почему-то она выглядела еще более уязвимой, чем когда плакала. Казалось, глазами разочарованной женщины смотрит маленькая девочка, смотрит и удивляется, как ее угораздило навлечь на себя такие страдания.
– Ты спишь? – спросила Нора.
– Нет, – нехотя призналась Кэролайн.
– Ешь?
– Нет.
– Принимаешь лекарства?
– Нет.
Нора кивнула:
– Что ж, уже неплохо. – Она взяла дочь за руку. – Ты не говорила об этом с Джерри?
Кэролайн покачала головой:
– Нет. Я не могу ему сказать. Мы все время идем в разные стороны. Порой у меня возникает чувство, будто я одна воспитываю детей. Мне очень одиноко. Иногда я настолько одинока, что просто сил нет.
– Но почему ты не сказала об этом мужу? – удивилась Руби.
Кэролайн повернулась к сестре:
– Тебе не понять. Это ты способна сказать кому угодно что угодно, а я нет.
– Да, но…
Нора поняла, что пора вмешаться.
– Руби, прекрати. Надо наконец взглянуть на мир трезво. Мы должны показать Кэролайн, что, что бы ни случилось, мы всегда с ней. – Нора с любовью посмотрела на старшую дочь: – Поверь, я знаю, через какие испытания тебе пришлось пройти. Ты оказалась на том участке пути, когда собственная жизнь захлестывает и душит, а ты не видишь пути к освобождению.