Летний понедельник
Шрифт:
Он положил ружье на пол рядом с собой, дулом по направлению к Денни, чтобы в любую минуту суметь быстро схватить его. Он даже попрактиковался в этом несколько раз, все время наблюдая за Денни холодными умными глазами.
Денни прикурила. В левой руке она держала сигарету, правой время от времени поднимала чашку.
— Я несколько часов этого ждала, — раздраженно произнесла она. В голосе ее теперь тоже сквозила горечь, будто она была в обиде на судьбу за столь долгое ожидание.
— И я тоже, — съязвил Джек Смит. — Целых двадцать четыре часа.
В комнате повисла тишина, и первой не выдержала Денни.
— Куда ты дел
— О, это просто гениально! Туда, где ее не найдут и собаки не унюхают. Слушай, а в этом штате вообще есть собаки? Полицейские собаки?
Он вытянул вперед ноги, и Денни впервые заметила, что ботинки на нем какие-то знакомые. Точно, рабочие ботинки Макмулленза.
— Ты что, в том маленьком доме их взял? Вломился туда? — Денни стало так неприятно, что она оставила без внимания его вопрос о собаках. Без ружья он не стоил даже того, чтобы плюнуть в его сторону. Ружье делало его большим человеком. Размером с ботинки Макмулленза.
— Ну вот, опять приехали. Вломился! Все только об этом и думают. Вломился. Нет, не вламывался я, если тебе от этого легче. В сарае их нашел. В котором вы свои хреновы машины ставите. Хренов гараж, так вы его небось называете. Я и получше видел…
Опять сорвался на сленг. Говорил он отрывисто, будто нарочно подбирая грубые слова.
— Где ты видел гаражи получше? — спросила Денни. — Ты в хорошей школе учился, так ведь?
— В школе! — уцепился он за последний вопрос. — Одна школа… две школы… шесть школ. Меня из них или просто выкидывали, или говорили матери: «Заберите отсюда своего ублюдка». Или так: «Мы, конечно, постараемся замять это дело, но в конце семестра пусть убирается. Понятно вам?»
— Но почему? — Глаза Денни округлились от удивления.
Он пожал плечами. Даже с чашкой и блюдцем в одной руке, ему удалось сотворить еще один жест: растопырил пальцы наподобие веера и начал быстро махать ими перед лицом. Снова эти движения танцора: рука вроде бы как напряжена и в то же время очень подвижна, словно вода перетекает.
— Потому что я с гнильцой. Мой отчим все время твердил мне это. С гнильцой. Ничего хорошего от меня не жди. Насквозь прогнил. Уловила?
Денни заметила, что жаргонные словечки всегда шли рука об руку с этими жестами. И то и другое словно принадлежало другому человеку, он словно роль играл. Когда говорил правильно, был милым мальчиком с растерянной улыбкой и безвольным подбородком. Когда вел себя грубо, выражался нелитературно и в голосе сквозила горечь, становился настоящим преступником, членом гангстерской банды, большим человеком с ружьем Бена и в ботинках Макмулленза.
«Да он такой же, как я, — подумала Денни. — Во мне тоже уживаются два человека. Я, которая сидит здесь, и я, которая бежит по бушу. Спотыкаясь, падая, обдирая коленки… слезы струятся по щекам. Убегает от убийцы с ружьем». В сердце ее прокралась жалость к этому разрывающемуся надвое человечку: один трус, другой храбрец, и оба — в одном теле.
— У тебя был отчим…
В комнату вернулся милый мальчик с несчастной растерянной улыбкой.
— Да. Отец погиб на войне. Мать снова вышла замуж, и этот парень… тот, за которого она вышла после войны… у него был железный голос. Ну, ты сама знаешь. Выбьем-все-это-из-него, вот какой голос у него был.
— Но что выбьем-то? — вытаращилась Денни.
— Я же тупица. Не мог складывать. Не мог писать правильно, «Да он просто ленивый ублюдок, — выносил
Денни взяла вторую сигарету и потянулась за спичками.
— Давай-ка проясним этот вопрос о близнецах, — нахмурилась Денни. — У тебя есть брат-близнец?
— Да, имеется. Может, это он врывается в магазины и крадет машины. Может, это… — Он оборвал себя на полуслове. Глаза снова превратились в холодные агаты.
Денни знала, что он собирался сказать: «Может, это он убил Верил Ситон; он воткнул ей в сердце нож».
— И ты его покрываешь, — сказала Денни, чиркнула спичкой и прикурила сигарету, стараясь спрятать от него вновь посетивший ее ужас, когда в воздухе запахло убийством. Она смотрела на пламя спички и на кончик сигареты, но знала, что он расслабился и откинулся на спинку стула, в глазах — никакого выражения, может, пытается скрыть презрение к ней, а может — отгородиться от реальности. — Продолжай, расскажи мне еще. — Она бросила в блюдечко догоревшую спичку.
— Что еще? Побить его за то, побить его за се… — Он глубоко затянулся сигаретой. — Однажды я забыл в школе пальто, и он пришел, когда я уже спал. Выволок меня из постели и стал колотить, а я еще не проснулся и не мог понять, за что меня бьют. И с утра он еще добавил, чтобы я не забыл принести это пальто из школы. А когда я пришел в школу, мне досталось от директора, потому что посмел явиться на уроки чумазым, взъерошенным и зареванным. — Джек Смит уперся в Денни холодным тяжелым взглядом. — Догоняешь, о чем я? В те времена других методов не знали, только палка. Если не тот парень с железным прутом в голосе, тогда школа старалась наверстать упущенное. А после школы — старшеклассники. Привязали мой велосипед к верхушке дерева, и я не мог достать его, а когда явился домой, получил еще раз по шее за то, что вернулся без велика. — Он снова присосался к сигарете.
— Продолжай, — подбодрила его Денни. Глаза ее потемнели и горели праведным гневом, как у любого достойного представителя Ирландии, случись им услышать об учиненной над кем-то несправедливости. Теперь Джек Смит не был для Денни беглым преступником. Она видела перед собой маленького мальчика, для которого все человечество состояло из одних врагов. — Продолжай, — повторила Денни.
— Так вот, в тот день, когда мне досталось за пальто, найти его я нигде не смог. Поэтому просто взял другое. Они были все одинаковы в те дни. Черные и блестящие с одной стороны и черные и матовые — с другой, вот они какие были. Все дети в таких ходили. Насколько я понял, кто-то прихватил мое пальто, и я тоже взял чужое. Уловила? Справедливо, правда ведь? И еще — так меня не побьют, когда я вернусь домой.
Денни кивнула.
— А на следующий день мамаша того шкета пришла в школу с копами. Кто-то свистнул пальто ее драгоценного Айки, и уже не в первый раз. И меня приперли к стенке. Так я это и получил. Уловила?
— Что получил? — спросила Денни.
— Потащили в полицейский участок. В суд для несовершеннолетних. «Освобождается условно на поруки» — так судья сказал, и накинулся на моего отчима. «Плохо воспитываете этого негодника, — говорит, — побольше дисциплины. Если попадется еще раз, отправится прямиком в кутузку. Более того, вам придется заплатить два фунта, чтобы тот мальчик мог купить себе новое пальто».