Летняя практика
Шрифт:
Она больше не плакала, но худенькая фигурка ее истончалась, и Арей протянул руку. Было, конечно, глупо кормить нежить собственной силой, однако…
– Спасибо.
Сонница коснулась пальцев, и Арей ощутил явственный холод.
– Я просто голодна… она срезала жизнь за жизнью, и злой старик, к которому мы не решались подойти, а потому он давно не видел снов, ничего не сделал. Он поднял посох… мы очень боялись его посоха, но она лишь рассмеялась.
Острый язычок скользнул по губам.
– Потом
Она задрожала, готовая рассыпаться лунным светом, но Арей протянул вторую руку.
– Мы же оказались заперты здесь… у нас нет ног. Или крыльев. А волкам не снятся сны, такие, чтобы мы могли спрятаться в них… мы лишь слушали, что говорят они.
– И что же говорят?
Силу она пила жадно.
И Арей чувствовал, как слабеет.
– Я… покажу тебе… я пыталась уйти и видела их глазами… я покажу… – шелестом листьев в ушах звучал голос сонницы. – Не противься… клянусь матерью-луной, что не причиню тебе вреда. Только и ты пообещай, что заберешь меня.
– Куда?
– Туда, где много людей.
Что ж, в столице людей много, глядишь, сыщется местечко и для сонницы.
– Хорошо… позволь теперь…
Она встала.
Прижалась. И во сне Арей ощутил горячее тонкое тело ее. Сонница же приложила раскрытые ладошки к вискам его. Поднялась на цыпочки. И заглянула в глаза.
– Смотри, маг… и постарайся выжить.
Постарается…
Он проснулся с тяжелой головой и, лежа на жесткой лавке, долго не мог понять, где же находится. После вспомнил.
Дом.
И сонницу. И круг из древних камней, в котором ничего не росло, да что расти – и снег зимою в этот круг ложился неохотно.
Запах тлена.
Кровь.
И волчий звериный страх, от которого шерсть на загривке поднималась дыбом. Арей провел рукой по шее, убеждаясь, что за ночь шерсти там, вздыбленной аль нет, не выросло. Мотнул головой, избавляясь от наваждения. Поднялся… ухватился руками за лавку, потому как пол в избе вдруг покачнулся, готовый подняться, принять отяжелевшее вдруг тело.
Вот же… верь нежити.
– Плохо тебе? – раздался ласковый голосочек.
Арей вздрогнул и для верности себя за руку ущипнул. Боль от щипка была короткой, но и ее хватило бы, чтобы морок разрушить. А поскольку Любляна не исчезла, то следовало признать, мороком она не была. Дареная невестушка, чтоб ее, сидела на лавке, сложивши белы рученьки на коленях. Сидела смирнехонько, глазки потупивши, зарумянившись – не девка, яблоко наливное. Только Арей подозревал, что с этого яблока у него скоро оскомина будет.
– Утра доброго, суженый, –
– И тебе… утра… доброго. – Арей голову потер.
Болела.
– Славно ли тебе спалось? – Любляна пальчиком по шитью провела, по дорожкам серебряным, по жемчужным островкам.
И кольнуло что-то в руке холодом.
Надо же… а думал – приблажилось. Или, верней, что сонницы нематериальны. А выходит… выходит, мало он пока знает. Пусть ныне и маг полновесный, но все одно гордиться нечем.
– Славно. Спасибо.
Арей кулак сжал. Что ему от этой жемчужины? Может, и ничего, может, пустое она, как все обещания нежити, а может, и пригодится.
– Что это у тебя там? – поинтересовалась Любляна и шею вытянула, силясь разглядеть.
– Ничего.
– Что-то есть? – Она соскочила с лавки. – Не хочешь показывать? Дело твое… я привыкла, что никому-то не нужна.
– Хватит. – Арей был не в том настроении, чтобы нытье слушать и уж тем более силой делиться. У самого почти не осталось.
– И кричишь… и не замечаешь…
– Ты уж определись, – хмыкнул он, – или кричу, или не замечаю.
Любляна губки поджала. Побледнела. И губу отставила, обиду выражая. Затрепетали ресницы, но к этим слезам Арей привык. Душою очерствел он, что ли? И Любляна поняла. А может, не она, но тварь, в ней сидящая, почуяла, что не будет поживы.
И если так, то зачем тратиться.
Любляна подошла к ведру, зачерпнула водицы ковшом и Арею поднесла:
– Испей. Полегчает. Батюшка наш, когда перебрать случалось, говаривал, что ничего нет лучше водицы колодезной.
И пить вдруг захотелось так, что зубы заломило. Только желание это было не его, не Ареево. И жемчужина в руке холодом опалила, упреждая о том.
– Спасибо, – сказал Арей не невестушке, которая на него глядела, что голодный на пряник, но соннице. За такое и силой поделиться не жаль, тем паче что сила вернется.
– Не за что… я готова о тебе заботиться.
Арей жемчужину в кошель опустил.
А ковшик с водицей на стол поставил. Подумал, что стоило бы вовсе вылить и ковшик, и ведро, из которого эту воду брали, но не стал.
– Послушай, Любляна…
Она вновь на лавку села, рученьки сложила, глядит… вот нехорошо так глядит, вроде и спокойно, а чуется за этим спокойствием гнев, который скрывают, да только сил нет вовсе упрятать.
– Не мила тебе, – усмехнулась она. – Ничего не говори. Не мила. И знаю, что девке этой обещался. Что ты в ней нашел? Ладно братец мой… его всегда отличала любовь к таким вот…
Она хлопнула себя по бокам.
– Чтобы тела побольше… сиськи…
– Прекрати.
Арей потер глаза.