Лето будет сниться…
Шрифт:
Жизнь непроста, но состоит из радостей, очевидно простых и очевидных.
Взгляд в небо
Едва схлынул румянец вечерней зари, и вот уже небо бледно, будто припудрено. Принаряжаться, дабы достойно встретить ночь, у него давно уж вошло в привычку. Для того, чтобы казаться привлекательным, надо не так уж много, – мушка Венеры на щеке, вуалетка созвездий не скрывающая, впрочем, озорного взгляда луны, и загадочное молчание, на любое «Ах! Почему?! Вы здесь одна или с кавалером?»
– А какая разница, сударь, –
В самом же деле, воздыхателей у неба не так уж и много. На него глядят чаще по нужде, нежели из прихоти. Кто-то воздевает глаза к небу в мольбе, иной – чтобы скрыть слёзы или глянуть, не идёт ли дождик.
И только малая часть тех, которая могла бы сделать всё иначе, всматривается в глаза небу с откровенным восхищением:
– Нет, вы только полюбуйтесь! Небо словно прячет глаза в пышный воротник облаков, а у тех вышивка по краю серебром…
Таких восторженных, подчас, причисляют к чудакам, ещё чаще – к недалёким. Ежели небосвод по большей части чист и только мелкие тёмные тучки зависли с его края, то они же говорят тогда, что небо, похоже, выщипало себе брови для пущей красы. А под безоблачным эти чудаки молчат, потупившись презрению тех, которым, в таком разе, «не за что зацепиться глазу» и ни за что они не станут «пялиться ввысь, а не себе под ноги за просто так»…
Только вот подумали бы такие, что, коли б больше смотреть в небеса просто так, то, может статься, пришлось бы реже и с мольбой…
– Да… Нынче небо не так бледно, как напудрено…
– Не иначе, бабочки поделились с ним, натрясли, сколь могли, со своих крыл…
Паук
– Можешь меня не благодарить, я его убил!
– Кого?! Чем?!
– Паука! Туфлёю!
– Зачем?!!!
– Ну… как?! Паук же! Зашла бы в кладовую за чем-нибудь, увидала, напугалась, обронила б свечу, наделала беды…
– Это ты наделал… фигляр! Где он?
– Кто?!
– Тот, с кем ты так страшно поступил!
– Бросил в печь! И… оскорблять меня из-за какой-то букашки, по-меньшей мере невежливо…
– Этот паук был моим товарищем!
– Да ты явно не в себе. Все честные девы обязаны пищать при виде мышей, лягушек и пауков!
– Странные у тебя представления о чести, – возмутилась девушка, и завернув широкие рукава повыше, полезла в печь, благо, её ещё не успели затопить.
Припорошённый пеплом под 5 был пуст, на нём не оказалось ничего, кроме разве похожего на скатанный промеж пальцев комок ниток, в котором угадывался паук. Тот был чрезвычайно напуган, но при внимательном взгляде – невредим. Устроив паука у себя на ладони, девушка отошла к окошку, и, приговаривая шёпотом нечто ласковое, принялась гладить его по спинке. Тот через короткое время расслабил свои члены, и пошевелив лапами, как усами, попросил отпустить, что и было немедленно исполнено.
5
нижняя
Девушка с грустной улыбкой проследила за тем, как паук скрылся за приоткрытой нарочно дверью в кладовую и заговорила:
– Днём я бываю занята чем-нибудь, и не успеваю понять, насколько одинока, по вечерам же, когда темнота обступает со всех сторон, мне делается немного страшно. Не помогает ни молитва, ни рукоделие, и тут, словно чувствуя моё замешательство, в комнату заявляется этот самый паук и устраивается у ног. Я поверяю ему свои тревоги, рассказываю, что делала в течение дня, думала о чём, а паучок внимает молча и делается намного легче от того…
– Ты полагаешь, насекомое разбирает человеческую речь?!
– Какая разница… Достаточно того, что он оказывается рядом в нужный час, хотя иногда мне чудится, что паук хорошо понимает меня. Лучше прочих. – Добавила девушка, и многозначительно поглядела на визави.
– Ну, теперь всё это в прошлом! Я буду рядом, тебе не придётся грустить в одиночестве. Переедем в столицу, сюда будем приезжать на лето…
– Одиноким можно быть даже в московской толпе на балу, оно не зависит от того, какое количество людей окружает, но сколь из них понимают, кто ты таков, и думают в такт порывам твоего сердца.
– М-да? Полагаешь? Ну, то пустое, за хозяйством и хлопотами, несть места баловству!
– Ты про что?
– Да про думы всякие. Это всё, известно – бабское, капризы.
– Ах, вот оно как… – Покачала головой девушка. – Будь по-вашему. Думаю, лучше, если вы теперь же уедете. Прощайте.
– Ты… «на Вы» со мной и гонишь? Отчего? Ты… Вы играете мной? Или… Что я сделал? Это не из-за такого пустяка, как паук, надеюсь?! Иначе у меня возникнут опасения об вашем душевном здоровье.
– Нет, что вы. Всё из-за вас самих. Вы напомнили мне паучиху…
– Так же приятен?
– Напротив. Вы намеревается поглотить меня, как то привыкла делать она. И, дабы оградить вас от напрасных трудов, не ездите к нам больше! С этой самой минуты я брезгаю вами. Раз и навсегда.
…Стук колёс отъезжающего экипажа, вальсирующий его ритм, неожиданно развеселил девушку. Отчего-то ей стало легче дышать, и закружилась она по комнате, отсчитывая вслух: «Раз-два-три, раз-два-три…», как некогда, недавно совсем, делала это, шаркая по паркету зала гимназии на пару с такой же как она, восторженной и наивной барышней, под строгим взглядом через пенсне классной наставницы. Теперь же за нею, не скрывая мохнатой улыбки, подглядывал из кладовой паук.
Кстати, он и по сию пору вечерами выходит послушать про житьё-бытьё девицы. Только нынче, не в пример давнего, не стесняясь забирается на туфлю, ибо знает наверное, что её никогда не пустят в ход противу него самого.
Жизнь
– Нет, ну кто так делает?! Вот все вы, мужчины, таковы, не приучены к порядку. Сперва за мамкину юбку держаться, после за подол супруги. Бросил и пошёл, а я за ним убирай!
– Да нет же, ты не поняла! Я это только потому, как спешу…