Лето двух президентов
Шрифт:
– Ты так говоришь, словно хочешь, чтобы его обязательно избрали.
– Не хочу, – ответил умный Лукьянов, – было бы гораздо лучше, если бы избрали Рыжкова. Он человек знающий и опытный, с которым всегда можно договориться. Хотя он немного обижен.
– Все теперь на меня обижаются. Шеварднадзе обижен, Яковлев обижен, теперь Рыжков…
– Только Рыжкова не выберут, – вздохнул Лукьянов, – а с Ельциным все равно придется договариваться. Хотя мужик он неуправляемый, всегда может выкинуть что угодно. Нужно было его еще тогда, в восемьдесят седьмом, куда-нибудь обратно в Свердловск отправить. Мне Рябов, который раньше работал в Свердловске первым секретарем, говорил, что Ельцин человек упертый. Если чего-то захочет, обязательно достигнет.
– Я только недавно узнал, что Рыжков советовал Лигачеву не брать Ельцина в ЦК КПСС, – сказал Горбачев, – он его знал еще по работе в Свердловске. Теперь уже поздно рассуждать. Придется работать с Борисом Николаевичем, если его, конечно, изберут.
– Тогда необходимо срочно собрать всех руководителей республик и подписать предварительный документ о Союзном договоре. Чтобы все видели реальность
– Я позвоню Болдину, – решил Горбачев, – пусть срочно собирает руководителей республик.
«С первого апреля прекратили свои действия военные структуры Варшавского договора. Сегодня стало очевидно – большинство политиков и политологов на Востоке и Западе Европы ошиблись в своих прогнозах. Прошлым летом, когда участники Московского совещания Организации стран Варшавского договора заявили в своей Декларации о «необходимости преодоления блоковой модели безопасности и разделения континента», многие влиятельные органы мировой печати с одобрением восприняли те ее положения, в соответствии с которыми «конфронтационные элементы, содержащиеся в документах стран Варшавского договора и Североатлантического союза прошлых лет, более не отвечают духу времени». Все отмечали конструктивную роль ОВД в интеграции стран Восточной Европы и Советского Союза в Европу.
На Западе даже заговорили о том, что установление нового порядка в Европе возможно при менее активной роли НАТО и более весомом вкладе СБСЕ, как универсальной основе для создания единых политических структур в Европе.
Как же и почему спустя всего полгода после июньского совещания ПКК процесс «разблокирования Европы» вылился в столь неожиданный для многих полный демонтаж Варшавского договора при одновременном сохранении и даже укреплении европейских структур НАТО?..
Думается, что в этой ситуации Варшавский договор не может и не должен уйти с исторической арены бесследно. Вопрос о расформировании его военных структур уже решен, время для его трансформации в политический союз упущено, да и сама его старая основа в условиях кардинальных внутриполитических перемен в союзных странах перестала быть для кого-либо привлекательной. Обремененный наследием холодной войны и печатью тоталитаризма, Варшавской договор не нужен ни странам Восточной Европы, ни Советскому Союзу. Но это не значит, что с его уходом исчезнет общность объективных интересов наших стран и налаживания взаимовыгодного сотрудничества. И уж совсем нецивилизованно было бы разорвать или же ослабить многообразные связи, в их числе и дружеские, сложившиеся в последние годы и десятилетия».
«27 июня подписан акт о ликвидации Южной группы войск, расположенной до недавнего времени на территории Венгерской республики. Этим документом подведен итог под существованием одной из структур нашей армии. События по просьбе нашего корреспондента прокомментировал первый заместитель главнокомандующего сухопутными войсками генерал армии А. Битехин.
– В Венгрии на сегодня не осталось ни одной советской воинской части, – сказал Анатолий Владимирович, – но ЮГВ – это не только танки, орудия и самолеты. Это еще 163 военных городка с развитой инфраструктурой, 5732 жилых, административных и технических здания, из которых 3783 построено на деньги, выделенные Министерством обороны СССР, а 1969 – арендовано у венгерской стороны. Скажу только, что все это строилось для наших людей. По совместной советско-венгерской оценке, все это стоит 53 миллиарда форинтов, или 2,3 миллиарда инвалютных рублей.
– Но в Будапеште была озвучена цифра в 100 миллиардов.
– Это разница между базовой ценой и рыночной стоимостью.
– Представляю, как все это могло пригодиться нашим офицерам и прапорщикам на территории нашей страны. А какие суммы удалось получить за оставление Венгрии?
– Практически очень мало. Венгерская сторона предъявила нам существенные претензии за нарушение экологии в районах дислокации советских воинских частей.
– К сожалению, экология – не единственная проблема в наших взаимоотношениях. Есть нестыковки и по другим расчетам.
– Да. Хотя методики подсчетов были заранее согласованы. Но венгерская сторона все время выдвигает новые требования, необоснованные претензии, возникают ненужные споры. Пока протокол о выводе наших войск из Венгрии не подписан, и я объясняю это желанием венгерской стороны привести все к «нулевому варианту». Хотя это было бы несправедливо и противозаконно.
– Почему противозаконно? Ведь все эти строения находятся на венгерской земле.
– Необходимо учитывать затраты, в которые обошлись нашей стране все эти сооружения. Их крайне недостает тем офицерским семьям, которые покидают Венгрию, а это тринадцать тысяч семей. Помножьте на три-четыре человека, и вы поймете, какое огромное количество людей ожидает элементарных человеческих условий для жизни… Они ведь ни в чем не виноваты.
– А кто виноват?
– Наша недальновидность, наше наивное представление о том, что на этих территориях мы будем пребывать вечно. И, конечно, крайне ограниченные сроки вывода. Посмотрите на американцев, они планируют уходить из Европы в течение десяти лет. Создают для этого социальные условия, дорожат своими людьми. А мы?»
«Министр
«Сопротивление перестройке нарастало не вдруг. Сегодня оно носит действительно ожесточенные формы и проявления, преуспело в формировании собственной теории и политики, сбрасывает последние маскировочные одежды. Но если все это происходит на шестом году перестройки, с риском дальнейшей дестабилизации обстановки в стране, значит, не так уж и сильны противники обновления, вынужденные брать на вооружение его же лозунги…
К сожалению, пока нет подтверждений тому, что неосталинская оппозиция перестройке и другие силы ультраконсерватизма хотят и готовы оставаться в рамках демократического процесса. Но есть подтверждение прямо противоположное: нарастающие атаки с этой стороны именно, и прежде всего, на демократию, еще молодую, неопытную, маломощную, часто и неумно подставляющуюся, более того – гонимую и вводимую часто в заблуждение. Да, всякого рода недостатков, хуже того, нетерпимости хватает и на радикальное крыло нынешнего политического спектра…
Отечественные «ультра» не перестают твердить: а зачем нам нужна демократия, если на прилавках пусто, а на улицах страшно? Таким путем творится фарисейство, ибо хозяйственный экономический распад, от чего идет и все остальное, произошел отнюдь не от избытка демократии, а совсем наоборот…»
«Председатель Верховного Совета СССР Анатолий Лукьянов, отвечая на вопрос журналистов на пресс-конференции в Кремле, за кого из кандидатов он будет голосовать, заявил: «12 июня я буду в Англии».
Глава 8
Мурад прилетел в Москву в субботу днем, сразу после съезда писателей, в подавленном настроении. Его избрали вместе с другими, но тот ушат грязи и оскорблений, которые вылили на молодого парня, был настолько неприятным ударом по его психике и самочувствию, что он все последние дни находился под впечатлением этого кошмарного спектакля. Выступал поэт, главный редактор молодежного журнала, который патетически спрашивал: «Почему к нам прислали бывшего партийного работника, ставшего нашим секретарем? До каких пор мы будем терпеть? Разве у нас нет права голоса?» Самое поразительное было в том, что за несколько месяцев до этого они были в совместной командировке, и поэт поднимал цветистые тосты за Мурада, не стесняясь занимать у него деньги. Потом выступал другой поэт, общественный деятель, которого в КГБ знали под кличкой Публицист. Он гневно вопрошал: почему журналы печатают средние по своему уровню произведения Мурада Керимова? Сразу за ним выступил еще один деятель, лидер молодых поэтов, который также гневно интересовался: «Почему в журналах нет произведений нашего секретаря Мурада Керимова?»
Это был уже настоящий сумасшедший дом, когда одного и того же человека обвиняли в том, что он много печатается или вообще не печатается.
Впечатление было настолько отвратительным, что он всерьез подумывал уйти. В конце концов, он может преподавать историю в школе или в институте, а может заняться каким-то книжным бизнесом, к этому времени он познакомился со многими ведущими издателями. Именно таким – расстроенным и подавленным – увидела его Карина в гостинице «Россия», где ему заказали номер на один день. Она сразу приехала к нему. Обнимая ее, Мурад в который раз понял, насколько она ему необходима. У него были женщины до этой встречи, и всегда в подобной ситуации, когда они оставались одни, он не сомневался, что необходимо сразу приступить к неким активным действиям, разумеется, с согласия женщины. Но здесь ему даже не хотелось ничего большего. Только обнимать ее, вдыхая аромат ее волос, чувствуя стук ее сердца.
Он любовался ее несколько заостренными чертами лица, карими раскосыми глазами, стильной короткой стрижкой. Они сели на кровать, он все еще обнимал ее, но она уже почувствовала его подавленность и спросила:
– Что-то не так? Ты приехал в каком-то разобранном состоянии.
– Да, – кивнул он, – у нас был съезд писателей. Лучше бы я на нем не присутствовал. Наша демократия нас, в конце концов, и погубит. Первый бесцензурный съезд писателей, когда можно было попросить слова и говорить все, что угодно. Никто не проверяет написанного, никто не записывает твои выступления, чтобы потом разобрать их в райкоме партии. Полная свобода. Было такое ощущение, что открыли кран, и оттуда хлынула грязная вода, которая долго скапливалась в ржавых трубах. Вылили столько грязи, что я даже удивился, как мы все это смогли выдержать. А потом избрали. Обидно. Было бы логичнее после таких выпадов, чтобы нас не избрали. Гораздо правильнее.
– И ты переживаешь только из-за этого? – удивилась Карина.
– Не только. У нас вообще неспокойно. Все не стабильно. Ощущение надвигающегося хаоса, какой-то большой беды. В Нагорном Карабахе опять стреляют. Когда я выезжал, передавали последние известия. Там идет настоящая война…
– Я тоже слышала. – Она чуть отстранилась от него. – Мы, наверное, поэтому чувствуем себя не совсем комфортно. Где-то в нашем подсознании сидит чувство вины, словно мы предатели своих народов.
– Какие глупости ты говоришь, – нахмурился Мурад. – И тебе не стыдно?