Лето Гелликонии
Шрифт:
Душе моей нет покоя, поскольку на ней лежит грех преступления. Подстрекаемый советником, я согласился на расправу с мирдопоклонниками. Я каюсь в этом перед вами и прошу у вас прощения. Но помыслы мои и в тот ужасный миг были чисты, - убийством я надеялся принести мир и согласие в королевство, предотвратить дальнейший раскол. Я отказался от своей королевы, и, оставив ее, оставил также похоть и все помыслы о личном благе. Мой новый брак, с принцессой Симодой Тал из королевского дома Олдорандо, будет чисто династическим - и целомудренным, целомудренным, клянусь вам. Я не притронусь к моей будущей жене - разве только наследника ради. Я отлично понимаю нелепость разницы наших возрастов и то,
Говорил король с трудом, в горле его словно стоял ком, в глазах копились слезы. Слушатели сидели в полном молчании, неотрывно глядя на своего монарха, восседающего перед ними на золоченом троне на возвышении в скритине. Мало кто сочувствовал ему; большая часть депутатов злорадствовала и уже прикидывала, какую выгоду можно будет извлечь из внезапной перемены настроения и ослабления решительности монарха.
У Гелликонии не было спутников, однако приливы имели место. По мере приближения Фреира к планете ее водяная оболочка переживала рост приливной силы на шестьдесят процентов относительно периода, когда хозяин небес находился в апоастре, иначе говоря, был удален на семь с лишним тысяч астрономических единиц.
Поселившись в своем новом доме, королева МирдемИнггала стала часто гулять в одиночестве по берегу моря. На время прогулок мысли, мучительно гнетущие ее в другое время, улетучивались и приходил покой. Берег моря представлялся ей как бы ничейной, переходной полосой между царством моря и царством суши. Берег напоминал ей матрассильский тускло освещенный садик, пребывающий где-то между ночью и днем, теперь, к сожалению, бесконечно далекий. О борьбе, ведущейся у ее ног, непрерывной, без надежды на окончательную победу, без трепета поражения, она не задумывалась и имела о ней лишь весьма смутное представление. Глядя вдаль на горизонт, она день за днем гадала, удалось ли ледяному капитану выполнить ее просьбу и доставить адресату, генералу на далекой войне, заветное письмо.
Ее одежды были по преимуществу бледно-желтыми. Цвет этот как-то незаметно пришел вместе с одиночеством. В прошлой жизни ее любимым цветом был красный, но с известных пор красное она больше не носила. По ее мнению, красный цвет не вязался с Гравабагалиненом и его полным призраков прошлым. Свистящий шелест морского прибоя, с ее точки зрения, требовал желтого.
Выкупавшись, королева оставляла Татро играть на пляже, а сама отправлялась на одинокую прогулку вдоль верхней линии прилива. Фрейлина, испытывая досадливую неловкость от причуд королевы, осторожно следовала за своей госпожой в некотором отдалении. На песке тут и там торчали пучки жесткой травы. Иногда пучки травы росли густо, образуя подобие лужаек-островков. Стоило отойти от пляжа на десяток шагов в глубь суши, как растительность заметно менялась. Первыми появлялись мелкие белые стойкие маргаритки с покрытыми жесткой кожицей стеблями. Дальше попадались небольшие приземистые растения с мясистыми, ленточными, почти как у водорослей, листьями. Названия этих растений МирдемИнггала не знала, но собирать их любила, и очень. Вслед за неизвестными приземистыми растениями появлялись другие, с темными листьями, уже почти деревца. Коренастые деревца задыхались между жесткой травой и песком, сбивались в рощицы, словно надеясь сообща выжить там, где условия были более приемлемыми, и, разрастаясь кустиками, блестели листвой на солнце.
Позади, за спиной у этих отважных захватчиков новых территорий, лежала излизанная волнами приливов береговая
– Мэй, ты почему опять такая грустная? По-моему, здесь прелестно.
Первая фрейлина, с ума сходящая от безделья, надула губки.
– Про вас, сударыня, говорят, что вы самая красивая и удачливая женщина во всем Борлиене.
Никогда прежде Мэй ТолрамКетинет не позволяла себе разговаривать со своей госпожой в таком тоне.
– Как же вам не удалось удержать мужа?
Королева королев ничего не ответила. Женщины продолжали идти вдоль берега, иногда рядом, иногда расходясь. МирдемИнггала проходила мимо кустарников с глянцевитой листвой, осторожно касаясь листочков кончиками пальцев, словно лаская. Иногда под сенью кустов что-то с встревоженным шипением, змеясь, ускользало от ее ноги в тень.
Ни на мгновение она не забывала о покорно бредущей следом за ней печальной фрейлине Мэй, невыразимо страдающей в изгнании.
– Все будет хорошо, Мэй, - сказала она фрейлине.
Мэй ничего не ответила.
Глава 11
На пожилом человеке был короткий, по колено, видавший виды кидрант. Голову покрывала похожая на корзину соломенная шляпа, защищавшая морщинистую шею и лысину от солнца. Время от времени он подносил к губам зажатый в трясущейся руке вероник, чтобы сделать затяжку и пыхнуть дымом. Он стоял один; он собирался уйти из дворца, уйти потихоньку, ради своего же блага.
Позади него виднелась легкая повозка, в которую загодя были уложены его нехитрые пожитки и остатки имущества. Повозка была запряжена парой хоксни. Ничто больше не держало СарториИрвраша во дворце - он ждал возницу.
Покуривая в ожидании, бывший советник равнодушно следил за тем, как на противоположной стороне дворцовой площади еще более дряхлый, чем он сам, сгорбленный раб ворошил сваленные здоровенной кучей рукописи, никак не желающие разгораться. Вся эта груда бумаг, накопленная в покоях советника Ирвраша, была реквизирована и вынесена для сожжения во двор. Где-то там, в огне, сейчас, может быть, обращался в пепел знаменитый манускрипт под названием «Азбука Истории и Природы».
Дым от костра поднимался в бледное небо, откуда обратно на грешную землю проливался не один только скудный свет. Хотя серые хмурые сумерки заволокли все сущее, жара по-прежнему стояла невыносимая. Пепел, выброшенный из щедрого жерла недавно родившегося чуть в стороне от Матрассила вулкана и принесенный к городу восточным ветром, сыпал не переставая. Но до серой золы СарториИрврашу не было дела; его внимание привлекала зола черная, горелая бумага, которая изредка, медленно кружась, опускалась вокруг на землю.
Глядя на эту золу, он никак не мог унять дрожь в руках, и его вероник разгорался раз за разом все чаще и ярче, словно крохотный вулкан.
– Я принесла вашу одежду, хозяин, из той, что еще оставалась, - сказали позади него.
Оглянувшись через плечо, он увидел служанку-рабыню; та протягивала ему новый увязанный узел. Взглянув бывшему советнику в лицо, рабыня сочувственно улыбнулась.
– Мне очень жаль, что с вами так вышло, хозяин. Вас выгоняют - мне жалко…
Окончательно повернувшись к рабыне, он шагнул к ней, чтобы лучше увидеть ее лицо.