Лето Святого Мартина
Шрифт:
— Поверьте, было бы лучше, — начала вдова, но Мариус, внезапно захваченный идеей капитана, вновь вмешался:
— Можно ли положиться, что вы не сделаете ошибки, Фортунио?
— Per Bacco note 34 , — выругался злодей. — Ошибка может стоить мне сотни пистолей. Думаю, в этом деле вы можете на меня положиться. Если я вообще ошибусь, то лишь желая поскорее разделаться с ним. Месье, вот вам мой ответ. Даже если мы будем говорить всю ночь, мы не продвинемся дальше этого. Но если мое предложение устраивает вас, я — ваш человек.
Note34
Клянусь
— А я — ваш, Фортунио, — отозвался Мариус, и его голос почти звенел от возбуждения.
Вдова перевела взгляд с одного на другого, как бы оценивая их и удостоверяясь, что Мариус не подвергнется излишнему риску. Она задала пару вопросов сыну, еще один — капитану, а затем, видимо удовлетворившись принятым решением, кивнула им и сказала, что лучше всего отправиться с восходом солнца.
— В половине седьмого для вас будет достаточно света. Не задерживайтесь в пути. И постарайтесь возвратиться к вечеру: пока вы не вернетесь, я буду волноваться.
Она вновь налила капитану вина, и Мариус, подойдя к столу, тоже наполнил себе чашу, которую выпил залпом. Маркиза обратилась к Трессану.
— Разве вы не выпьете за успех нашего дела? вкрадчиво спросила она, глядя ему прямо в глаза. — Я думаю, сейчас всем нам хочется увидеть конец наших несчастий, а Мариуса — хозяином Кондильяка и Ла Воврэ.
И толстый, глупый сенешал, очарованный ее изумительными глазами, медленно поднял чашу к своим губам и выпил за успех этого кровавого дела. Мариус стоял неподвижно, но когда было упомянуто название Ла Воврэ, его глаза посуровели. Возможно, оно и будет принадлежать ему, как сказала его мать, но он хотел бы получить его иначе. Затем черты его лица разгладились, он сардонически улыбнулся и налил себе еще вина. Выпив и не сказав ни слова, он повернулся на каблуках и вышел из зала; его походка была не вполне твердой, но зато он двигался столь целеустремленно, что все трое с немым удивлением посмотрели ему вслед.
Глава XVI. НЕОЖИДАННОСТЬ
Валери ужинала в своей комнате в северной башне замка, и, чтобы избавить господина де Гарнаша от наиболее коробящей его части его обязанностей, она сама убрала скатерть и приборы в караульную комнату, где они находились до утра. Несмотря на ее протесты, Гарнаш помогал ей и, когда они закончили, напомнил девушке, что уже девять часов, и попросил сделать необходимые приготовления для побега.
— Это не займет много времени, — с улыбкой заверила она его. — Мне потребуется лишь то, что я смогу унести в плаще.
Они начали говорить о предстоящем путешествии и вместе смеялись, представляя себе замешательство, которое испытают вдова и ее сын, когда утром обнаружат, что клетка пуста. Постепенно они перешли к беседе о самой Валери, о ее прежней жизни в Ла Воврэ, потом добрались до Гарнаша, она расспрашивала его о войнах, в которых он участвовал в ранней молодости, о Париже, этом чудесном городе, который был для нее единственным земным аналогом небесного рая, и о жизни двора.
В такой беседе они скоротали вечер, и за один час узнали друг о друге больше, чем за все предыдущее время. Они давно уже были близки друг другу, хотя и не сознавали этого. Необычное стечение обстоятельств — когда оба они оказались запертыми в башне, — совершенно невозможное ни при каких иных условиях, кроме тех, которые сопутствовали заточению, породило
А этой ночью их души особенно сблизились, и, возможно, поэтому Валери вздохнула и с сожалением и очаровательной непосредственностью произнесла:
— Я в самом деле сожалею, месье де Гарнаш, что наше совместное пребывание здесь подходит к концу.
В ответ он рассмеялся и сказал:
— А я — нет, мадемуазель. Я не успокоюсь, пока этот злосчастный замок не окажется лигах note 35 в трех позади нас. Ш-ш! Что это за звук?
Он вскочил на ноги, и лицо его стало озабоченным и серьезным. До этого момента Гарнаш непринужденно сидел, развалившись в кресле, через спинку которого перекинул перевязь с висевшей на ней шпагой. Но снизу донесся лязг распахнувшейся тяжелой металлической двери.
Note35
Лига — здесь речь идет об уставной, или статутной, лиге, английской мере длины, равной 4, 83 км.
— Неужели пора? — спросила мадемуазель и чуть побледнела.
Он покачал головой.
— Не может быть, — ответил он, — нет еще и десяти часов. Если только этот идиот Арсенио все не перепутал. Ш-ш! — прошептал он. — Сюда кто-то идет.
И внезапно он осознал, какая опасность таится в том, что его обнаружат в ее обществе. Это встревожило его куда больше, чем сам визит, столь необычный в такой час. Он понимал, что не успеет вовремя добежать до прихожей и будет захвачен врасплох, что насторожит вдову или ее сына — если это был кто-то из них.
— Мадемуазель, скорее в комнату! — испуганно прошептал он и указал на дверь спальни. — Запритесь там.
И он неистово замахал ей, чтобы она двигалась бесшумно.
Быстро и бесшумно, как мышь, она выскользнула из комнаты, мягко закрыла дверь и повернула ключ в замке, который Гарнаш предусмотрительно смазал. Он вздохнул спокойнее, когда все было сделано.
В прихожей, она же караульная комната, раздались шаги. Он неслышно сел в кресло, из которого только что встал, опустил голову на спинку, закрыл глаза, открыл рот и притворился спящим.
Кто-то легкой походкой быстро пересекал караульную, и Гарнаш спрашивал себя, кто же это может быть: мать или сын и что здесь надо этому припозднившемуся посетителю.
Дверь прихожей распахнулась, и в дверном проеме появился Мариус в коричневом бархатном камзоле, который Гарнаш видел на нем в прошлый раз. На мгновение он замер, оглядывая комнату. Затем шагнул вперед и, увидев Баттисту, дремавшего в кресле, нахмурился.
— Эй, ты! — выкрикнул он, пиная вытянутые ноги часового, чтобы быстрее разбудить его. — Разве так стоят на страже?
Гарнаш открыл глаза и секунду тупо глядел на человека, якобы нарушившего его сон. Потом, словно окончательно проснувшись, он тяжело поднялся на ноги и поклонился, глупо улыбаясь.
— Разве так стоят на страже? — вновь спросил Мариус, и Гарнаш, всмотревшись в лицо юноши, отметил краску на его щеках, необычный блеск красивых глаз и даже уловил винные пары в его дыхании. Гарнаш начал беспокоиться, но на его лице сохранялось все то же выражение идиотской растерянности и глупая улыбка. Он опять поклонился и, указав в сторону спальни, произнес: