Лето
Шрифт:
– А скажите, господин Тоотс, есть у вас такой школьный товарищ – Тали?
– Да, есть. А что?
– Нет, ничего. Тээле иногда вспоминает его. Он сейчас в Тарту?
– Да.
– Интересно было бы его увидеть.
– Вот как. Он обещал приехать сюда, в деревню… к лету.
– Тээле рассказывает иногда о нем. Видимо, он очень интересный человек. Ах да, чуть не забыла: Тээле тоже шлет вам привет.
– Благодарю!
– Вчера она особенно часто вспоминала вас.
– Да? Очень… очень приятно.
Наступает пауза. Либле в это время кряхтит и пыхтит
– А мне господин Кийр не нравится.
– Почему? Кийр довольно бойкий малый. Только вот, что портной…
– Да нет, – живо возражает девушка, – пусть хоть портной, хоть кто, но он слишком… слишком скучный! У него всегда такой вид, точно с ним стряслось какое-то несчастье. А в последнее время это чиханье – действительно уже слишком! Когда поезд тронулся, он хотел еще что-то крикнуть из окна вагона, но помешало чихание. Только и удалось сказать: «Апчхи!»
– А это хорошая примета, – улыбается управляющий.
– Возможно.
Снова воцаряется тишина. Девушка бросает папиросу встряхивает своей хорошенькой кудрявой головкой и с улыбкой поглядывает на Тоотса. Управляющий не может выдержать этот взгляд, он срывает лист чертополоха и растирает его меж пальцев.
– Да-а, – вполголоса тянет он, лишь бы что-нибудь сказать.
– Ну хорошо. – Барышня Эрнья собирается уходить. – Значит, твердо решено, вы придете. Муж моей тети очень хорошего о вас мнения и ставит вас в пример другим молодым людям. Да, да. Он тоже не прочь с вами потолковать; недавно спрашивал, куда это вы запропастились.
– Ладно, приду, приду, как только смогу. Передайте от меня привет тете и ее мужу, а также… Тээле.
Лукаво кивнув головой, барышня Эрнья снова протягивает Тоотсу свою нежную ручку, берет сломанный зонтик под мышку и направляется к дороге.
– Только не рассказывайте нашим, что я здесь курила. Не предлагайте мне там папирос! – кричит она уже издали.
– Нет, нет! – кричит в ответ Тоотс и с усмешкой глядит вслед необычной гостье.
– Ну, – ворчит после короткого молчания Либле, – ежели такие гости к нам зачастят, мы с работой недалеко уедем.
Тоотс продолжает напевать про себя прежнюю мелодию и отвечает только спустя некоторое время:
– Конечно, далеко не уедем.
Они отвозят домой воз камней, затем возвращаются на поле и нагружают еще один. В это время поблизости, боязливо поглядывая в их сторону, начинает вертеться Март. Управляющий и звонарь зовут его то окликом, то жестами, но у трусливого мужика все еще в памяти недавняя пальба.
– А вы сегодня стрелять не будете? – спрашивает он под конец.
– Не будем! Не будем! – отвечают оба в один голос, и таким образом им удается снова заполучить себе в помощники этого работягу. Март опять принимается калить и дробить камни, его кувалда снова творит чудеса. Он готов раздолбить в пух и прах все камни Заболотья, лишь бы те двое отказались от этих ужасных взрывов.
В обеденный перерыв Либле берет Тоотса за рукав, отводит в сторонку подальше от окружающих и говорит
– Я к этому вашему разговору на поле не особенно прислушивался, но так… краем уха все же кое-что слышал.
– Ну и что? – Лицо управляющего выражает удивление.
– Да нет, ничего. Я хотел только сказать, что предсказание мое все-таки верное, не будь я Кристьян Либле, паунвереский звонарь.
– Какое предсказание?
– Да все то же самое предсказание: у Кийра с раяской мамзелью ничего не выйдет. Пусть едет хоть в Германию учиться на опмана – ничего не поможет. А ну-ка припомните, что эта барышня Эркья или Эрнья, или как ее там, – припомните, что она сказала?
– Что ж она сказала?
– Что Тээле не в таком уж восторге от этого самого Кийра, только и знает, что высмеивает его.
Тоотс с минуту молчит, потом резким тоном отвечает:
– Ну и шут с ними! Какое нам до всего этого дело? Нам бы фундамент под хлев подвести…
– Ну да… – Либле согласен и с этим. – Да я не к тому… я просто так.
В крепких руках работников из Заболотья дело спорится как нельзя лучше. Паровое поле очищено от камней – можно приступить к вывозке навоза. Тоотс на глаз измеряет кучу привезенных к дому камней и решает, что для фундамента их больше чем достаточно. Но ничего: что сделано, то сделано. Когда будут строить новый хлев, бери их отсюда без всяких забот. Но ремонт хлева он все же откладывает на несколько дней, пока не кончат вывозить навоз.
С этой тяжелой работой, на которую в прежние годы уходила целая неделя, теперь с помощью Йоозепа, Марта и Либле на хуторе справляются вдвое быстрее; таким образом, до сенокоса остается еще немного времени, и его-то Йоозеп и думает использовать для ремонта хлева. В сенокос, особенно в горячую пору уборки сена, им, вероятно, опять придется помогать остальным. Батрак начинает вспашку паров, старик возится во дворе, хотя от него все равно никакой пользы, а Йоозеп со своими «подмастерьями» быстро приступает к кладке фундамента. Все трое подвязывают себе вместо фартуков старые мешки и трудятся у хлева с утра до позднего вечера. Время от времени пристраивают к делу даже старика: посылают его за каким-нибудь недостающим материалом или еще за чем-нибудь, что необходимо для ремонта. Старикашка, правда, каждый раз ворчит, называя все это «зряшной затеей», но приказания сына все же выполняет. Видимо, бразды правления в Заболотье – то ли навсегда, то ли временно – перешли в руки сына.
За эти дни ничего особенного не происходит, только управляющий от работы чуть худеет, а от загара делается похожим на негра. Он уже больше не «дробная величина», как тогда на паровом поле, нога у него почти совсем здорова. «И на том спасибо», – говорит он самому себе, ложась по вечерам в постель и поглаживая ногу. Теперь у него уже совсем нет времени, чтобы посидеть на пороге сарая; даже вечером и то некогда поразмышлять о жизни на белом свете – вмиг одолевает крепкий сон. Забыта Тээле, забыт и Кийр со всей его рыжей шевелюрой и любовными терзаниями.