Лето
Шрифт:
"Плевать, потом, когда всё утихнет, вернусь за сумкой, не больно-то и нужны мне грязные шмотки и остатки котлет, ничего, ничего..."
Поворот, ещё поворот, выпрыгнувшее из-за угла чьё-то испуганное лицо... прыгнувший навстречу пол... вода...
Вода?..
– Да что же это такое, ну вот что это за... женщина! Женщина, ты пьяная что ли?
– протараторили
Лена машинально вытерла снова навернувшиеся слёзы и разглядела источник шума, всё ещё сидя на полу. Над ней нависала анекдотично-стандартная уборщица, бабуля лет шестидесяти, в форменном синем халате на цветастое летнее платье и в косынке, подобравшей аккуратные лиловые кудряшки. Глядела бабушка на нарушительницу своих планов крайне недружелюбно, более того, Ленины собственные шмотки вымокли насквозь. Занятая саможалением, девушка не заметила, как влетела, по всей видимости, в ведро с водой, да прямо ножкой в дорогих туфельках. Мутная лужа расползалась в стороны. От жалости к себе Лена громко всхлипнула: руки опустились, сердце сжалось...
"Можно не вставать. Толку-то... я в дерьме по уши, и теперь не только фигурально."
– Чё развалилась-то? Поднимай свою тощую задницу, вишь, чего натворила?
– продолжилась тирада над головой.
Уборщица попыталась поднять Лену с пола, но не смогла: ноги нарушительницы бабушкиного спокойствия разъехались, и она снова бессильно хлюпнулась на пол, громко всхлипнув при приземлении.
– А я щас охрану, и всё, в милицию заберут! Наркоманка, - бабуля почесала прочь, шурша тряпичными чешками по влажному полу.
Надо бы подняться, уйти, пока злые дяди не навешали для ускорения, но сил не было совсем. Лена ощущала, что её обманули, предали: Кирюша сделал это специально, втёрся к ней в доверие, чтобы побольнее задеть. Всё те её слова, та игра в стерву... нужно было ему нормально объяснить, что будущего у них нет никакого, что он ещё юн, и кого-то обязательно встретит... и...
– Чего расселась, дурёха?
– проговорил нежно Кирюша над самым ухом, аккуратно поднял на ноги, закинув руку девушки себе на плечо. Не как в мелодрамах, на руки не подхватил, но и в этом жесте, в крепкой руке, поддержавшей бессильную Лену за талию, были забота и нежность.
– Отомстил?
– всхлипнула Лена.
– Посмеялся? Доволен?..
– Пойдём, поговорим в машине, - негромко проговорил мальчишка.
Лена висла на нём совсем безвольно, едва перебирая ватными ногами. Одна туфля куда-то исчезла - девушка осознала это только коснувшись голой пяткой нагретой солнцем решётки водостока. Накатившая снова жалость к себе заставила очередной приступ рыданий засвербить в носу заблудившимся насекомым. Куда он её тащит? Недостаточно отомстил за единственную совместную ночь?..
"У него есть машина? А это законно?"
Кирюша пристегнул ремень безопасности, мешая безвольно хнычущей девушке сползти под бардачок, и через несколько секунд уже сидел рядом, на месте водителя. Истерика отступала: Лена внимательно следила за мальчишкой, который, кажется, что-то искал. Перегнувшись назад, к заднему сиденью, он зашуршал каким-то пакетом, сдавленно ойкнул, завозился...
"Оружие ищет. Убьёт меня... и дело с концом", - решила девушка. Сердце билось уже лениво, истерика уступила место обречённой апатии.
Мальчишка тем временем опустил пятую точку на кресло и протянул Лене...
Кактус. Небольшой, круглый, в аккуратном глиняном горшочке, перевязанном розовым бантом. Лена удивлённо и недоверчиво поглядела на Кирюшу, бровь вопросительно изогнулась. Мальчишка улыбался во все зубы и терпеливо ждал загрузки Лениной реплики, которая крутилась на языке, но прозвучать смогла только через пару минут немой сцены.
– Это что?
– хрипло спросила девушка.
– Кактус, - пожал плечами Кирюша.
– Я вижу, - она старательно взяла себя в руки, напустив во взгляд холода.
– Зачем ты его притащил?
– Почему я не могу подарить цветы понравившейся девушке?
– вопросом ответил мальчишка, смыкая обмякшие Ленкины пальцы на глиняной прохладе горшочка.
– Ты ещё маленький, чтобы ко взрослым тёткам...
– наставительно начала девушка, но замолчала, прерванная звонким смехом мальчишки.
– Ты ещё маленькая, чтобы называться взрослой тёткой, - он протянул девушке тоненькую книжицу.
– Вот паспорт, как и обещал. Окунев Кирилл Михалыч, восемнадцать лет.
В горле пересохло.
"Восемнадцать? Это же... почти ребёнок! Что же это... за что мне всё это?!"
Она смотрела на него и чувствовала, что начинает таять. Теперь, когда выяснилось, что мальчишка не только божественно красив, но и собеседником умеет быть отличным, отказать ему будет практически невозможно. Дабы придать себе уверенности, Лена вспомнила симпатичного Миху, который - совершенно неожиданно - приходится этому ребёнку отцом. Миха, которого Лена воспринимала, как равного, был отцом мальчишки, который ей нравится.