Летом сорок первого
Шрифт:
– Борис, держись! – Томашевский энергично провел выпад вперед, тыкая прямо в лицо дулом деревянной винтовки.
Степанов, с поворотом тела, ребром лопатки стукнул по направленному ему в голову стволу, отбил его в сторону, да так резко, что выбил оружие из рук соперника. Винтовка отлетела и упала в вытоптанную траву.
– Сдурел, что ли? – обиделся Эдик. – Сила есть, ума не надо?
– Я ж как в бою.
– Вот именно, как! Думать надо!
– Там думать некогда.
– Ну там и лупи на полную силу. А на мне зачем злость срываешь?
– Какую злость? – удивился Борис.
– Не понимаешь, что ли? Не соображаешь? – Томашевский
– Рядовой Степанов! Рядовой Томашевский! Почему не работаете? – сержант, казалось, видел и спиной.
Томашевский поднял свою винтовку. Посмотрел на солнце, которое зависло над стадионом и никак не желало опускаться, заливая все вокруг знойными лучами. День продолжался бесконечно. Нудно звенели комары, слышались возгласы солдат, удары лопаток о деревянные стволы. Смахнув капельки пота с подбородка краем ладошки, Томашевский взял свое оружие на изготовку.
– Начали, что ль?
– Нападай! – улыбнулся устало Борис и, работая в полсилы лопаткой, спросил: – Ты тоже письмо получил? Что пишут?
– В Москве карточки ввели, – сообщил Томашевский. – На хлеб и другие продукты. Я же говорил. А на стадионе «Динамо» сортируют какую-то особую воинскую группу, принимают только спортсменов. Для работы по спецзаданию, возможно в тылу врага.
В голосе его звучала откровенная зависть. Борис и сам давно думал о том, что они «влопались» и на фронт скоро не попадут.
– У нас тоже своя, особая, секретная, – усмехнулся Степанов и повертел в руках саперную лопатку. – С новейшим вооружением!
Солдаты многого не знали. Да не только солдаты, а и их прямые командиры. Многие из них, в том числе и сержант Малыхин – классный артиллерист, командир орудия, чей бывший боевой расчет считался лучшим в том полку, где он недавно служил, и молодой лейтенант Потанин, тоже артиллерист, писали рапорты с категоричной просьбой направить их на фронт, использовать, как писал Малыхин, «по прямому назначению».
Командир учебного подразделения полковник Егоров, еще недавно командовавший полком, воевавший на финском фронте, громивший своими пушками, выведя их под огнем на прямую наводку, бронеколпаки и мощные огневые точки знаменитой финской линии Маннергейма, складывал эти рапорты в особую папку и строго говорил одно:
– Разберемся. Продолжайте исполнять свои обязанности.
Полковник Егоров и сам рвался на фронт. Он был недоволен своим назначением в особо секретное учебное подразделение, в котором должны, как записано в приказе, «ускоренными темпами обучать боевые расчеты владеть новым артиллерийским орудием». Но пока никаких дальнейших разъяснений не поступало. Нет ни учебных планов, ни инструкций. Нет даже главного: простого описания штатного расписания самого низшего звена, прислуги орудия, не говоря уже о батареях и дивизионах. Сколько солдат и какой специальности – подносчиков, заряжающих, наводчиков – необходимо подготовить, обучить для обслуживания секретного оружия? Из кого составят боевые расчеты? Полковник Егоров пока сам знал лишь одно – новое оружие установлено на грузовиках, передвигается своим ходом.
Он видел это оружие. Правда, издали. Оно не произвело на него, кадрового артиллериста, никакого впечатления. Скорее вызвало разочарование. Пушка не пушка, миномет не миномет. Ни привычного ствола, ни замка... Все было в том оружии странным, каким-то диким и неясным. Полковник так тогда недоуменно и подумал «диким и неясным». Внешний вид не производил эффекта. Металлическая
Спокоен и величав лес под Можайском. Высоко в небо поднялись кроны деревьев. Брошенная дорога, пробегая через небольшую поляну, густо заросла светлой травкой, чем-то похожей издали на зеленый пух. Заячья капуста, мелкая на вид травка, чтоб больше питаться солнечным теплом и светом, взобралась на старый пень и там призывно зеленела. А в кустах можжевельника, неопрятных и корявых, стрелками проросли медуницы и, выбравшись к солнцу, дружно расцвели, отчего казалось, что цветут сами кусты. Чуть в стороне, словно высовываясь из гущи леса на полянку, стояла молодая липа и буйно цвела. Пахло хвоей, сосновой смолой и густым липовым медом. Нудно звенели комары, темными стрелами проносились шмели и пчелы.
В тени деревьев, соблюдая маскировку, стояли грузовики и боевые установки, крытые брезентом. Колонна продвигалась ночью, а с рассветом останавливалась и пряталась в лесу, в заранее облюбованном разведчиками глухом месте.
Солдаты батареи, подобранные из числа самых опытных артиллеристов, понятия не имели, что из себя представляет их автоколонна, что они везут с собой под чехлами на грузовиках. Они радовались лишь одному – едут на фронт! И когда на первой дневке, укрывшись в лесу около Минского шоссе, сняли брезент с боевой установки и показали ее солдатам, то многие из них были откровенно разочарованы. Одни недоуменно пожимали плечами, другие довольно-таки пренебрежительно высказывали свое отношение, разглядывая странные и никогда еще не виданные ими конструкции из металла:
– Какая же это артиллерия? Ни ствола, ни замка...
– Железная тачка на колесах, а не пушка!
– Не орудие, а пугало огородное!
– Слушай, Сергеич, ты мужик серьезный, – обратился к Закомолдину, который помогал конструктору Попову снимать брезент с установки, шофер Иван Нестеров, служивший в артиллерии. – Может быть, ты тоже станешь уверять, что из этой этажерки стрелять можно.
– Еще как! – не задумываясь, ответил Закомолдин.
Многие солдаты, услыхав его слова, засмеялись.
– Не заливай, товарищ!
– Тут дурных нема!
Молча их слушал командир батареи капитан Флеров и хмурился. К боевой машине подошел подполковник Кривошапов. Многие знали его крутой нрав, непреклонный характер, железную выдержку и требовательность. На учениях – а подполковник обычно выступал в роли проверяющего, представляя Главное артиллерийское управление, – никому не давал он никаких поблажек, пресекал любые, даже самые мелкие попустительства, от его придирчивого взгляда не ускользали ничтожные упущения. Он был крупным специалистом в артиллерийском деле и мог на любом уровне – от солдата до командира полка – не только указать на ошибки и упущения, но тут же и сам встать к орудию или, приняв на себя командование, показать на практике, как надо правильно выполнять то или иное действие, подавать команду, располагать дивизион, батарею и вести огонь.