Летом сорок второго
Шрифт:
Слава все плотнее прижимался к девушке, выдавая свой страх за командирскую защиту. Один раз пулеметная очередь легла совсем близко от них – лейтенанту в лицо полетели пыль и ошметки травы.
Наконец и этот, третий за день, налет прекратился. Поднимаясь с земли, лейтенант помог подняться девушке.
– Как зовут? – отряхивая форму, спросил он.
– Настя Федорчук.
– А где родители?
– Не знаю, только самолеты прилетели, я их и потеряла.
– Чего металась как малахольная? Прятаться надо было.
– Боюсь с этого места сойти. Я с
– Сколько классов окончила?
– Семь только.
– Ну, «только». Цельных семь! – похвалил Слава.
Девушка застенчиво улыбнулась.
«Красавица… Хоть за это войне благодарность выписать, что дороги наши пересеклись», – подумал Слава.
– Слушай, тебе надо на другой берег переправляться, затопчут тебя здесь. Может, и родители уже там? – оборвал ее улыбку Шинкарев.
– Нет, они бы меня не бросили.
– Да, не бросили б, – машинально согласился он.
Поводив головой по сторонам, лейтенант вдруг быстро заговорил:
– Давай так: я сейчас в село съезжу, а на обратном пути тебя тут встречу. Вон под тем деревом.
Посреди луга высилась одинокая мощная верба, возрастом в полвека.
– Другого дерева тут нет, так что не перепутаешь. А родители найдутся, тогда уж не жди меня, всем семейством тикайте на другой берег. Ну, а если не будет их, так я тебя переправлю, будешь их там искать. Идет?
Настя стояла в раздумье.
После третьей бомбардировки Виктор выскочил из подвала на улицу. Дом Карпенко, стоявший через дорогу от Кочаныхи, еще пылал, крыша, пробитая бомбой, полностью провалилась. Пробежав от подвала к плетню и перемахнув через него, Виктор оказался в своем дворе. Дом пока был цел, не считая вылетевших оконных стекол. В угол сарая попала бомба. Парень заглянул внутрь, на земле лежала мертвая корова. Виктор окинул взглядом окрестные улицы: повсюду стояли дымовые столбы, и сотрясался воздух под языками пламени. Через двор от Журавлевых, на перекрестке Зеленого переулка и Черноземной улицы, полыхала МТФ, в нее неделю назад согнали армейских лошадей.
Долетел запах паленого мяса. Забежав за сарай, Виктор увидел горящий соседский плетень, пламя вплотную подбиралось к сараю. Под плетнем лежал обугленный человек. По ботинкам и зеленым штанам с обмотками, еще не тронутым огнем, Виктор понял, что это красноармеец. Разломав плетень на стыке с сараем, он не дал пламени перескочить на стену. Виктор забежал в дом и, взяв ведро с водой, вернулся в подвал.
– У Карпенковых хата сгорела, у нас корову убило, а под плетнем мертвый солдат лежит, – передал он новости.
Мать часто и громко переспрашивала, Кочаныха кричала ей в левое ухо, меньше пострадавшее от контузии.
– А кони? – спросила Тамара.
– Кто-то успел выпустить, несколько у нас по саду бродит.
Глава 9
6 июля. Отступаем из Россоши за Дон. Целый день немцы бомбят. Что-то горит на железнодорожной
Снова Шинкарев следовал от двора ко двору, не гнушаясь повторно заходить к тем, кого уже «ограбил» с утра. В этот раз Белогорье казалось вымершим. По улицам все так же двигались беженцы на подводах и еще уцелевшие грузовики, но местные как сквозь землю провалились. Белогорцы укрылись либо в подвалах и погребах, либо, у кого их не было, собрав нехитрый скарб, уходили из села, прятались в глубоких оврагах и густых зарослях. Бывали случаи, когда в один подвал набивалось до сотни людей: сами хозяева, их соседи и люди с ближайших улиц. Жители, чьи дома были ближе к Кошелевой горе, перевалив через нее, искали спасения в прибрежных дебрях Молочного озера. Подрывая стенки оврагов, люди заползали в эти ниши, пытаясь найти там убежище. Другая часть белогорцев, жившая ближе к Кирпичанской горе, укрылась в терновниках на Семейском краю.
Солдаты обходили по периметру дворы, заглядывали в сараи и, не найдя ни хозяев, ни лодок, шли дальше. В некоторых дворах лодки были, но почти все они рассохлись за время лежания без дела. Мужиков забрали в армию, и суденышки, вовремя не проконопаченные и не спущенные на воду, пришли в негодность. Наконец удалось найти два приличных челна.
Настя покорно сидела под деревом. Кроме нее, туда набилось много желающих: ширококостная баба кормила грудью ребенка, толкалась разновозрастная детвора, старик помирал на самодельных носилках из жердей – ран на нем не было, он просто не перенес дороги и царившего кругом горя.
Лейтенант спросил Настю:
– Не появлялись родители?
Настя помотала головой.
– Я лодки нашел, когда майор поплывет, договорюсь, чтобы тебя взял.
– Без родителей не поеду, – ответила девушка.
Слава размотал заготовленную приманку:
– А на тот берег вы к кому-то ехали или так просто, в белый свет, лишь бы в оккупацию не попасть?
– Под Павловском у нас родня, к ним ехали.
– Село как называется?
– Михайловка.
– Так ты переправляйся туда, родители там тебя найдут.
– Нет, я лучше дождусь, потом вместе…
– Да пойми ты! – перебил ее Шинкарев. – В любой момент опять прилетят! В оккупацию хочешь? Столько прошагала, чтоб возле Дона под немцем остаться?
Было видно, что Настя колеблется:
– Не знаю, найду ли эту Михайловку.
Шинкарев понял – победа:
– Конечно, найдешь. На тот берег, главное, переплыть, а там спросишь.
Настя вышла из-под тенистой кроны. Сесть на край предложенной телеги она отказалась, шла рядом. Радость в душе Славы била через край. Нет, раньше бы им никак не встретиться – слишком юными были. В эту неподходящую пору выпала им судьба.