Летопись моей музыкальной жизни
Шрифт:
Барский дом в Смердовицах [448] был весьма, даже слишком просторен для моей семьи. Около дома был превосходный парк; остальная местность не представляла ничего привлекательного: лес мелкий, некрасивый, с пнями и кочками; небольшое озерко с низкими берегами и студеной водой, не позволявшей много предаваться купанью. Неподалеку от дома (в полуверсте приблизительно) прилегало полотно железной дороги и раздавался свист поездов… В это ле-то у Володи и Нади была корь, доставившая мне и жене некоторое беспокойство. Кроме того, пришлось ездить в Петербург подыскивать квартиру, так как нашу предполагала взять для себя хозяйка дома г-жа Лаврова. Впрочем, намерение ее вскоре изменилось, и мы могли остаться на старой квартире. Ездил я и на похороны П.А.Трифонова, скончавшегося от рака и страдавшего перед тем весь предыдущий год. Тем не менее, я усердно и успешно работал над «Садко» и досочинил все оставшееся недоделанным по новому плану и многое оркестровал, а именно: V и Vкартины. В V картине я развил большую народную сцену на площади по либретто Вельского, со вставкой калик перехожих и скоморохов и сцену Любавы с Садко; в V— были сочинены плач Любавы и дуэт ее с Садко, переделан заново рассказ Садко и развит финал оперы. Кое-что мне пришлось докончить осенью, по переезде в Петербург [449] . По соглашению с М.П.Беляевым было приступлено к изданию «Садко».
448
6. Здесь на полях рукописи сделана пометка: «Ле-то 1896 г.»
449
7. К лету 1896 г., проведенному в Смердовицах, относится также часть записей по руководству к инструментовке. Эти записи Н.А.Римский-Корсаков продолжал делать и по переезде в город.
В.И.Бельский посетил меня в Смердовицах, причем мы много с ним беседовали и обсуждали либретто
Еще весною 1896 года [450] , после постановки «Геновевы», Общество музыкальных собраний, покинутое по неизвестным причинам И.А.Давидовым, просило меня принять место председателе Общества. Я согласился [451] . Вместе с тем в Обществе явилась мысль поставить на сцене «Бориса Годунова» в моей переработке. Спевки начались с весны под моим руководством. С осени 1896 года они возобновились и велись с величайшим усердием. Гольденблюм и Ал. Авг. Давидов усердно помогали мне. Солисты были приглашены и учили свои партии. В придворном оркестре состоялась однажды проба оркестровки и корректурная репетиция под управлением Гольденблюма. Для спектаклей предполагался сборный оркестр, так как шереметевский в это ле-то был внезапно распущен графом и уже не существовал. Спектакли были назначены в Большом зале консерватории. Не помню, кто написал декорации, но на постановку «Бориса» был сделан некоторый довольно значительный денежный сбор с некоторых любителей, музыки (между прочим, пожертвовал что-то и Т.И.Филиппов). Оркестровые репетиции делал я. Ал. Авг. Давидов и Гольденблюм дирижировали за кулисами. Опера была дана под моим управлением в четверг, 28 ноября. Участвовали: Борис —Луначарский, Шуйский —Сафонов (впоследствии суфлер имп. Русск. оперы), Пимен —Жданов, Самозванец —Морской, Варлаам —Стравинский, Марина —Ильина, Рангони —Кедров и другие. Опера прошла хорошо и с успехом. Маленькое, ничтожное недоразумение случилось лишь с хором калик перехожих, впрочем, никем не замеченное. Я дирижировал исправно и внимательно. Второе и третье представления «Бориса» состоялись 29 ноября и 3 декабря под управлением Гольденблюма, а четвертое, 4 декабря, должно было снова идти под моим управлением; но я, почувствовав почему-то некоторый страх, сдал его опять Гольденблюму. На одном из представлений партию царевича Федора [452] пела дочь моя Соня. Вообще состав исполнителей несколько менялся с каждым разом. После постановки «Бориса» деятельность Общества музыкальных собраний несколько притихла, и, в общем, зима протекла обычным порядком [453] .
450
8. Здесь на полях рукописи сделана пометка: «1896-97 г.»
451
9. Здесь Н.А.Римский-Корсаков не совсем точен: избрание его председателем Общества музыкальных собраний состоялось уже после постановки «Бориса Годунова», а именно в мае 1897 г. См. его письма к сыну, М.Н.Римскому-Корсакову, от 4/V 1897 г. (Семейный архив Римских-Корсаковых) и к
452
B. И.Вельскому от 29/V1897 г. (Архив Н.А.Римского-Корсакова в РНБ, см. также: А.Н.Римский-Корсаков. Жизнь и творчество Н.А.Римского-Корсакова. Вып. V. С. 30–31 и 79).
10. В рукописи ошибочно сказано: «царевича Федора»;
C. Н.Римская-Корсакова исполняла роль мамки 3/X1896 г.
453
11. 11 октября 1896 г. состоялось первое представление «Снегурочки» в Харькове. 24 октября того же года, днем, в Петербургской консерватории происходило общественное чествование Н.А.Римского-Корсакова по случаю исполнившегося 25-летия его деятельности в качестве профессора.
В Русских симфонических концертах; этого сезона [454] шли в первый раз чудесная 6-я симфония c-moll Глазунова, увертюра к «Орестее» Танеева, «Фатум» Чайковского, симфония d-moll Рахманинова и проч. Концерты шли под управлением моим и Глазунова, в некоторых аккомпанировал сольным нумерам Ф.М.Блуменфельд. Концерт 15 февраля состоял из сочинений Бородина (по случаю десятилетия со дня его смерти). Между прочим исполнялась его «Спящая княжна» (г-жа Маркович) в моей инструментовке, на которую никто не обратил внимания, не слыша в оркестре привычного выстукивания секунд, считавшихся во время оно великим гармоническим открытием, а на мой взгляд представлявших одно лишь слуховое заблуждение.
454
12. Русские симфонические концерты состоялись 8/, 15/11, 15/111 и 22/1897 г.
Автор «Раймонды» и 6-й симфонии в эту пору достиг пышного расцвета громадного таланта, оставив позади себя пучины «Моря», дебри «Леса», стены «Кремля» и прочие сочинения своего переходного времени. Фантазия его вместе с поразительной техникой стояла в это время на высшей ступени своего развития. К этому времени он стал, как дирижер, прекрасным исполнителем собственных произведений, чего не хотела и не могла понять ни публика, ни критика. Оркестр стал уважать его и слушаться; его музыкальный авторитет рос по дням, а не по годам. Его поразительный гармонический слух и память на все подробности в чужих сочинениях поражали всякого из нас, музыкантов [455] .
455
13. Здесь в автографе имеется большой кусок текста, выпущенный в предыдущих изданиях «Летописи»: «Но бражничанье или попросту страсть к опьянению достигла [у Глазунова] к этому времени огромных размеров. Не проходило беляевской пятницы, чтоб он и некоторые из членов беляевского общества не напивались и не продолжали кутежа всю ночь в ресторане Палкина, а под утро где-нибудь на вокзале Николаевской же л. дороги, так как все прочие заведения по утру бывали заперты. Бражничанье продолжалось иногда два-три дня кряду и так почти каждую неделю. Среди всего этого фантазия Сашеньки не ослабевала, а иногда даже обострялась, и он успевал работать много и плодотворно. Интересное, но и ужасное время!.. Мягкий, добрый, благородный, он, помимо своих ближайших сотоварищей по музыке и бражничанью —Соколова, Лядова, Вержбиловича и других, сходился часто со множеством лиц случайных и часто недостойных его, с которыми сближали его встречи и бражничанье по ресторанам и прочим местам, и он становился неразборчив к людям. Становилось страшно за его будущность, так как он надрывал свое прекрасное здоровье, спал мало и от бражничанья и от образовавшейся бессонницы. Но такому состоянию еще долго суждено было продолжаться…»
* * *
«Ночь перед Рождеством» и «Садко» по манере и композиторским приемам, несомненно, примыкают к «Младе». Недостаточность чисто контрапунктической работы в «Ночи», сильное развитие интересных фигураций, склонность к долго протянутым аккордам (действие «Млады», ночное небо в «Ночи перед Рождеством», морская бездна в начале Vкартины «Садко»), яркий и насыщенный оркестровый колорит —те же, что и в «Младе». Мелодии, зачастую превосходно звучащие в пении, тем не менее, в большей части случаев инструментального происхождения. Во всех трех операх фантастическая сторона развита широко. В каждой из этих опер имеется искусно развитая, сложная народная сцена (торг в «Младе», большая колядка в «Ночи перед Рождеством», сцена на площади в начале V картины «Садко»). Если «Млада» страдает от неразвитости драматической части, недостаточно наполняющей ее бытовую и фантастическую стороны, то в «Ночи» развитая и даже несколько навязанная ей фантастическая и мифологическая часть давит легкий комизм и юмор гоголевского сюжета значительно более, чем в «Майской ночи». Опера-былина «Садко» счастливее двух своих предшественниц в этом отношении. Былевой и фантастический сюжет «Садко» по существу своему не выставляет чисто драматических притязаний; это —7 картин сказочного, эпического содержания. Реальное и фантастическое, драматическое (поскольку таковое намечается былиной) и бытовое находятся между собой в полной гармонии. Контрапунктическая ткань, поредевшая в двух предыдущих операх и предшествовавших им оркестровых сочинениях, начинает вновь восстановляться. Оркестровые преувеличения «Млады» сглаживаются, начиная уже с «Ночи перед Рождеством», но оркестр не теряет своей живописности, а в смысле блеска оркестр «Млады» едва ли где-либо превосходит сцену V картины «Садко» («золото, золото!»). Применение системы лейтмотивов значительно и удачно во всех трех операх. Сравнительная гармоническая и модуляционная простота в реальных частях и изысканность гармонии и модуляции в частях фантастических —прием, общий всем трем операм. Но что выделяет моего «Садко» из ряда всех моих опер, а может быть, и не только моих, но и опер вообще, — это былинный речитатив. В то время как в «Младе» и «Ночи» речитатив (за некоторыми исключениями, так, например, сцена дьячка с Солохой или сцена двух баб в «Ночи»), будучи в большей части случаев правильным, не развит и не характерен, речитатив оперы-былины и, главным образом, самого Садко —небывало своеобразен при известном внутреннем однообразии строения. Речитатив этот —не разговорный язык, а как бы условно-уставный былинный сказ или распев, первообраз которого можно найти в декламации рябининских былин. Проходя красной нитью через всю оперу, речитатив этот сообщает всему произведению тот национальный; былевой характер, который может быть оценен вполне только русским человеком. Одиннадцатидольный хор, былина Нежаты, хоры на корабле, напев стиха о голубиной книге и другие подробности способствуют, со своей стороны, приданию былевого и национального характера. Полагаю, что из переименованный выше народных сцен в последних трех операх сцена на площади (до входа Садко) — наиболее разработанная и сложная. Сценическое оживление, смена действующих лиц и групп,
Намеченный впервые в Панночке и Снегурочке фантастический девический образ, тающий и исчезающий, вновь появляется в виде тени княжны Млады и Морской царевны, превращающейся в Волхову-реку. Вариации ее колыбельной песни, прощание с Садко и исчезновение считаю за одни из лучших страниц среди моей музыки фантастического содержания. Таким образом, «Млада» и «Ночь перед Рождеством» являются для меня как бы двумя большими этюдами, предшествовавшими сочинению «Садко», а последний, представляя собой наиболее безупречное гармоничное сочетание оригинального сюжета и выразительной музыки, завершает собой средний период моей оперной деятельности.
Я нарочно несколько подробнее остановился на характеристике этих трех опер, чтобы перейти к мыслям, увлекавшим меня во второй половине сезона 1897 года.
Я давно не сочинял романсов. Обратившись к стихотворениям Алексея Толстого, я написал четыре романса и почувствовал, что сочиняю их иначе, чем прежде. Мелодия романсов, следя за изгибами текста, стала выходить у меня чисто вокальною, т. е. становилась таковою в самом зарождении своем, сопровождаемая лишь намеками на гармонию и модуляцию. Сопровождение складывалось и вырабатывалось после сочинения мелодии, между тем как прежде, за малыми исключениями, мелодия создавалась как бы инструментально, т. е. помимо текста, а лишь гармонируя с его общим содержанием, либо вызывалась гармонической основой, которая иногда шла впереди мелодии. Чувствуя, что новый прием сочинения и есть истинная вокальная музыка, и будучи доволен первыми попытками своими в этом направлении, я сочинял один романс за другим на слова А.Толстого, Майкова, Пушкина и других. К переезду на дачу у меня было десятка два романсов. Сверх того, однажды я набросал небольшую сцену из пушкинского «Моцарта и Сальери» (вход Моцарта и часть разговора его с Сальери), причем речитатив лился у меня свободно, впереди всего прочего, подобно мелодии последних романсов. Я чувствовал, что вступаю в какой-то новый период и что овладеваю приемом, который у меня являлся до сих пор как бы случайным или исключительным [456] . С такими мыслями, но не наметив себе какого-либо определенного плана, я переехал на дачу в Смычково в 6 верстах от Луги [457] .
456
14. В «Летописи» не упоминается о переинструментовке и частичной переделке «Антара» ранней весной 1897 г. Даты на рукописи партитуры: в конце первой части —«2 марта 1897 г.», в конце второй —«12 марта 1897», в конце третьей —«9 апреля 1897» и четвертой —«17, 18 и 19 апреля 1897». В дальнейшем не сказано также о сочинении двух ариозо для баса: «Анчара» и «Пророка» на слова А.С.Пушкина. Первое ариозо, начатое еще в Стелёве в 1882 г., закончено в Смычкове 23/V1897 г.; второе —там же 22 июня.
457
15. Здесь на полях рукописи стоит пометка: «Ле-то 1897 года».
Летом 1897 года в Смычкове я сочинял много и безостановочно. Первым сочинением была кантата «Свитезянка» для сопрано, тенора, хора и оркестра с музыкой, заимствованной из моего старого романса. Новый прием вокального сочинения, однако, приложен к ней не был. Затем следовал ряд многочисленных романсов, после которых я принялся за пушкинского «Моцарта и Сальери» в виде двух оперных сцен речитативно-ариозного стиля. Сочинение это было действительно чисто голосовым; мелодическая ткань, следящая за изгибами текста, сочинялась впереди всего; сопровождение, довольно сложное, образовалось после, и первоначальный набросок его весьма отличался от окончательной формы оркестрового сопровождения. Я был доволен; выходило нечто для меня новое и ближе всего подходящее к манере Доргомыжского в «Каменном госте», причем, однако, форма и модуляционный план в «Моцарте» не были столь случайными, как в опере Даргомыжского. Для сопровождения я взял уменьшенный состав оркестра. Обе картины были соединены фугообразным интермеццо, впоследствии мной уничтоженным [458] . Сверх того, я сочинил смычковый квартет G-dur и трио для скрипки, виолончели и фортепиано c-moll. Последнее сочинение осталось неотделанным, а оба эти камерных произведения доказали мне, что камерная музыка —не моя область, и я решил их не издавать [459] .
458
16. Упоминаемое Римским-Корсаковым интермеццо сохранилось в его бумагах в виде партитуры и четырехручного переложения. В конце автографа партитуры имеется дата: «5 авг. 1897 г. Смычково».
«Интермеццо-фугетта», как оно названо автором, было издано фирмой М.П.Беляева после смерти Н.А.Римского-Корсакова в виде приложения к опере «Моцарт и Сальери». В настоящее время оно, также в виде приложений, вошло в 7-й том Полного собрания сочинений Н.А.Римского-Корсакова (партитура) и в 35-й том того же издания (переложение для пения с фортепиано).
459
17. Струнный квартет соль-мажор имеет на автографе следующие даты: на чистовой рукописи: часть —«22 сент. 1897 г.», часть —«16–26 сент. 1897 г.», часть —«23 сент. 1897 г.», V часть —«сентябрь 1897 г.»; на черновой рукописи: часть —«22 сент. 97», часть —«8 сент. 1897 г.», часть —«16 сент. 97», V часть —«18 сент. 1897 г.» Партитура квартета вошла в 27-й том Полного собрания сочинений Н.А.Римского-Корсакова.
На черновом наброске всего трио имеются следующие даты: в конце части —«9 августа 1897 г.», части —«31 августа 1897 г.», части —«2 сентября 1897 г.», V части —«22 августа 1897 г.»; на чистовой рукописи двух средних частей: в конце части —«31 августа 1897 г.», части —«2 сентября 1897 г.»
Трио для фортепиано, скрипки и виолончели закончено М.О.Штейнбергом в 1939 г. Автограф М.О.Штейнберга находится в архиве В.Н.Римского-Корсакова.
Под конец лета мною были написаны два дуэта для голосов —«Пан» и «Песня песней» и голосовое трио «Стрекозы» с женским хором и сопровождением оркестра на слова А. Толстого [460] .
30 июня мы праздновали 25-летие нашей свадьбы, и я посвятил жене романс на слова Пушкина «Ненастный день потух» [461] .
Глава XXV
1897–1899 [462]
460
18. Дуэты «Пан» и «Песня песней» сочинены: первый —«9 мая СПб. — 5 июля Смычково», второй —23 июня в том же Смычкове. Трио «Стрекозы» в автографе не датировано ни в черновике, ни в чистовой рукописи.
461
19. Из письма Н.А.Римского-Корсакова к С.Н.Кругликову от 28/X 1897 г.: «Известие о том, что я сочинил 39 романсов и оперу „Моцарт и Сальери“, действительно, ложно, ибо я написал 40 романсов, 2 дуэта, „Моцарта и Сальери“, кантату для сопрано, тенора и хора с оркестром „Свитезянка“, да сверх того, трио для ф.-п., скрипки и виолончели, но только в наброске, который теперь буду отделывать (наипаче ф.-п. партию); все же прочее, т. е. „Моцарт“ и „Свитезянка“, вполне оркестрованы. Переехав в Петербург в сентябре, еще написал коечто, — скажу после. Вы, вероятно, удивляетесь? Но удивительного ничего нет, так и быть должно. Уже тридцать лет прошло с тех пор, когда писалось Стасовым, что в 186… таком-то году русская школа выказала оживленную деятельность: Лодыженский написал 1 романс, Бородин кое-что задумал, Балакирев собирается что-то переделать и т. д. Пора это бросить и пойти нормальной художественной дорогой…» (Архив Н.А.Римского-Корсакова в РНБ).
Сохранившаяся в архиве Н.А.Римского-Корсакова тетрадь показывает, что в течение июля и августа 1897 г. композитор, помимо всех этих сочинений, систематически упражнялся в писании фуг и прелюдий и производил анализы фуг и прелюдий Моцарта и Баха.
462
1. Здесь на полях рукописи помечено: «1897-98 г.»
«Садко» на частной сцене С.И.Мамонтова. «Вера Шелога». «Царская невеста». Русские симфонические концерты. «Снегурочка» на Мариинском театре. Московские молодые композиторы. «Царь Салтан». «Песнь о вещем Олеге». С.И. Танеев.
В первую половину сезона 1897/98 года я был занят приготовлением к изданию накопившихся новых романсов. Романсы издавались Беляевым в двух тональностях —для высокого и низкого голоса. Надо было транспонировать, держать корректуры и т. д.
Исполненный дома под фортепиано «Моцарт и Сальери» понравился всем. В.В.Стасов много шумел Сочиненная мною моцартовская импровизация оказалась удачной и выдержанной по стилю. Пели Г.А.Морской и М.В.Луначарский. Аккомпанировал Ф.Блуменфельд [463] .
463
2. Первый показ «Моцарта и Сальери» в исполнении братьев С.М. и Ф.М.Блуменфельдов и в присутствии В.В.Стасова, А.К.Глазунова и В.В.Ястребцева состоялся 5/Х1 1897 г. Исполнение же Г.А.Морским, М.В.Луначарским и Ф.М.Блуменфельдом, о котором говорит Н.А.Римский-Корсаков, было на вечере 20/X1897 г. в присутствии многочисленных гостей (до пятидесяти человек), в том числе В.В.Стасова, М.П.Беляева, А.К.Глазунова, АК.Лядова, Н.АСоколова, И.И.Витоля, А.В.Оссовского, И.ИЛапшина, В.И.Вельского, В.В.Ястребцева и др. Кроме «Моцарта и Сальери», исполнялись ряд отрывков из оперы «Садко» и многие романсы Римского-Корсакова (см. «Воспоминания» В.В.Ястребцева. Рукопись. Архив Н.А. и А.Н.Римских-Корсаковых в НИТИМ).