Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря
Шрифт:
Потом, немного помолчав, прибавил: «Когда в сердце есть умиление, то и Бог бывает с нами».
В последних словах, против воли старца, высказался дух его моления. Он молился с умилением, и молитвы его были так близки к Богу, что он ощущал в себе присутствие Божие и укреплялся благодатным даром сего чувства.
Во всех искушениях и нападениях на о. Серафима диавол имел целью удалить его из пустыни. Однако же все усилия врага остались безуспешны: он был побежден, отступил со стыдом от своего победителя, но в покое его не оставил. Изыскивая новые меры к удалению старца из пустыни, злой дух начал воевать против него через злых людей. 12 сентября 1804 г. подошли к старцу три неизвестных ему человека, одетые по-крестьянски. Отец Серафим в это время рубил дрова в лесу Крестьяне, нагло приступив к нему, требовали денег, говоря, что «к тебе ходят мирские люди и деньги носят». Старец сказал: «Я ни от кого ничего не беру». Но они не поверили. Тогда один из пришедших кинулся на него сзади, хотел свалить его на землю, но вместо того сам упал. От этой неловкости злодеи несколько оробели, однако же не хотели отступить от своего намерения. Отец Серафим имел большую физическую силу и, вооруженный топором, мог бы не без надежды обороняться. Эта мысль и мелькнула было мгновенно в его уме. Но он вспомнил при сем слова Спасителя: все приемшии нож ножем погибнут (Мф. 26, 52),
Еще в прежнее время о. Серафим, занимаясь однажды работами в лесу, при порубе дерева был придавлен им и от этого обстоятельства потерял свою естественную прямоту и стройность, сделался согбенным. После нападения разбойников от побоев, ран и болезни согбенность еще больше увеличилась. С этого времени он начал ходить, подкрепляясь топориком, мотыгой или палкой. Так эта согбенность, это уязвление в пяту служили всю жизнь венцом победы великого подвижника над диаволом.
Со дня болезни старец Серафим провел в монастыре, не видя своей пустыни, около пяти месяцев. Когда здоровье возвратилось к нему, когда он почувствовал себя опять крепким к прохождению пустыннической жизни, то просил настоятеля Исайю снова отпустить его из монастыря в пустынь. Настоятель же, по внушению братии, и сам искренне жалея старца, упрашивал было его остаться навсегда в монастыре, представляя возможным повторение подобных крайне несчастных случаев. Отец Серафим отвечал, что ни во что вменяет такие нападения и готов, подражая св. мученикам, страдавшим за имя Господне, даже до смерти перенести всякие оскорбления, какие бы ни случились. Он боялся только душевных разбойников, твердо помня слово Спасителя: не убойтеся от убивающих тело, души же не могущих губити, убойтеся же паче могущаго и душу и тело погубити в геенне (Мф. 10, 28). Уступая христианской неустрашимости духа и любви к пустынножительству, о. Исайя благословил желание
С новым поселением старца в пустыни диавол претерпел совершеннейшее поражение. Крестьяне, избившие старца, были найдены; они оказались крепостными людьми помещика Татищева, Ардатовского уезда, из села Кременок. Но о. Серафим не только простил их самих, но и упрашивал настоятеля обители не взыскивать с них, а затем такую же просьбу написал помещику. Все были до такой степени возмущены поступком этих крестьян, что казалось невозможным простить их, а о. Серафим настаивал на своем. «В противном случае, — говорил старец, — я оставлю Саровскую обитель и удалюсь в другое место». Строителю же о. Исайе, своему духовнику, он говорил, что лучше его удалили бы из обители, нежели нанесли крестьянам какое-либо наказание. Отец Серафим представил отмщение Господу Богу. Гнев Божий действительно настиг этих крестьян; в непродолжительном времени пожар истребил жилища их. Тогда они пришли сами просить у о. Серафима, со слезами раскаяния, прощения и св. его молитв.
Из своей продолжительной и разнообразной борьбы с диаволом о. Серафим вынес основательный и верный взгляд на жизнь и труды пустынножителя, которыми приносил большую пользу другим во спасение души. Так, один инок, намереваясь поселиться в совершенном уединении, пришел к о. Серафиму в пустынь и, волнуемый разными мыслями насчет пустынножительства, спросил его:
«Отче! Говорят некоторые, что удаление от общежительства в пустынь есть фарисейство; что пременением оказывается пренебрежение братии или, еще, бросается на нее осуждение. Как ты думаешь?»
Старец отвечал: «Не наше дело судить других. А удаляемся мы из общества братства не из ненависти к нему, а более для ого, что мы приняли и носим на себе чин ангельский, которому невместительно быть там, где словом и делом прогневляется Господь Бог. И потому мы, отлучаясь от братства, удаляемся только от слышания и видения того, что противно заповедям Божиим, как это случается неизбежно при множестве братии. Мы избегаем не людей, которые одного с нами естества и носят одно и то же имя Христово, но пороков, ими творимых, как и великому Арсению сказано было: бегай людей и спасешься (Четьи-Минеи, 8 мая)».
Другому иноку, после тщательного испытания, было дано настоятелем благословение начать пустынническую жизнь. Настоятель писал и письмо к отцу Серафиму, прося его принять к себе этого инока и наставить на путь пустынной жизни. Отец Серафим весьма ласково принял его и благословил ему построить себе пустынную келью неподалеку от своей. Когда инок стал еще прежде сего просить у него наставлений касательно пустынножительства, то старец, по глубочайшему смирению, а еще скорее по великому благоразумию и опытности в этом деле, ответствовал: «Я сам ничего не знаю». Потом, как бы желая удовлетворить любознанию инока, присовокупил: «Спаситель сказал: научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем: и обрящете покой душам вашим (Мф. 11, 29). По разуму св. Иоанна Лествичника, не от Ангела или человека, но от Самого Господа мы должны научаться».
Вообще, он неохотно советовал другим поселяться в пустыни и в предостережение объяснял, что живущий в пустыни должен быть как бы распятым на кресте; что в монастыре иноки борются с противными силами, как с голубями, а в пустыни — точно как со львами и леопардами. А потому если и склонялся в сторону пустынножительства, то никому не благословлял уединяться одному, а советовал отходить на пустынные подвиги двум или даже трем единовременно. В доказательство он приводил всегда следующие слова из Писания: блази два паче единого, им же есть мзда блага в труде их: яко аще падется един от них, воздвигнет другий причастника своего: и горе тому единому, егда падет, и не будет второго воздвигнута его: и вервь переплетена не скоро расторгнется (Екк. 4, 9-12). Брат от брата помогает, яко град тверд и высок, укрепляется же, яко же основанное царство (Притч. 18,19).
Лучшим свидетельством верности и основательности взглядов о. Серафима на жизнь иноческую и пустынную служат его аскетические статьи.
Господь Бог в награду за подвиги и победу над диаволом ниспослал на о. Серафима дар прозорливости, действия которого обнаруживались в первый раз именно здесь, в дальней пустыни. Так, Саровские иноки свидетельствуют следующее: один боголюбивый посетитель Саровской обители положил в душе своей непременно вступить в нее для спасения себя в звании иноческом; но, возвратясь домой, он увлекся мирскою жизнью, потом вступил в брак и имел двух детей. Совесть, однако же, напомнила ему обеты сердца, и он, прибыв снова в Саров, как грешник, кланялся в ноги Саровским старцам в церкви после богослужения, прося их обсудить его вину, дать совет и благословение на поступление в обитель. Один из старцев присоветовал ему обратиться к о. Серафиму. Увидав о. Серафима, выходящего из кельи, с заступом в руках, так как это был праздничный день, когда старец являлся к литургии, этот приезжий бросился к нему в ноги, умоляя дать совет в его душевном расстройстве и помолиться Господу, чтобы Он принял его на желанный путь иноческий. Отец Серафим, выслушав его безмолвно, спросил: «Исполнишь ли ты по обету все иноческие правила?» Когда же он, забыв о жене и детях, клялся быть до смерти верным исполнителем монастырских правил, изъявляя готовность и усердие понести какую-нибудь эпитимию, то старец Серафим, провидя возможность исполнения его обещания, сказал: «Если ты точно по обету своему исполнишь все иноческие правила, то гряди с миром в путь твой!» Затем он благословил этого человека и отпустил от себя. Вскоре действительно умерла жена, а за нею и дети его, так что он, не связанный более с миром никакими житейскими узами, пришел в Саровскую пустынь, был в ней пострижен в монашество и умер истинным иноком.
Глава V
Настоятель Саровской пустыни иеромонах Исайя. Избрание после него в настоятели о. Серафима и отказ последнего. Смерть о. Исайи и духовное сиротство Серафима. Игумен Нифонт. Дивеевская общинка по смерти матери Александры. Избрание в начальницы Анастасии Кирилловны и увеличение числа сестер до 52. Смерть Анастасии Кирилловны в 1796 году и избрание Ксении Михайловны Кочеуловой. Пожертвование графиней Толстой 32 десятин на огород. Рассказы сестер о Ксении Михайловне. Молчальничество о. Серафима после смерти игумена Исайи. Вопрос о причащении о. Серафима Христовых Тайн во время молчальничества. Затворничество в монастыре и причащение в келье. Постановление дубового гроба в сенях кельи. Посещение о. Серафима Тамбовским епископом Ионой и губернатором А. М. Безобразовым. Инок Гавриил, любимый о. Серафимом. Наставления о. Серафима инокам Саровской пустыни
Восьмой строитель Саровской пустыни иеромонах Исайя, как было упомянуто, принадлежал к купечеству города Суздаля по фамилии Зубков и на 22-м году от рождения своего оставил мир и поступил в Киево-Печерскую лавру, где трудился в послушании 7 лет. В 1770 году он возвращался по своим надобностям на родину в Суздаль и, узнав об уединенности Саровской обители и о нахождении в ней многих великих старцев, возгорелся духом и пришел в пустынь. В 1772 году он был пострижен в монашество и рукоположен в иеродиакона,