Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря
Шрифт:
После замечено было, что о. Серафим так действительно и поступал до конца своей жизни.
После этого разговора преосвященный простился с о. Серафимом. Со стороны блаженного старца прощанье это совершилось не совсем обыкновенным образом. Приняв от Владыки последнее благословение, он поклонился в ноги и, несмотря на то что преосвященный поднимал его и просил встать на ноги, старец Серафим, оставаясь на коленях, продолжал ему кланяться до тех пор, пока преосвященный совсем не скрылся из виду.
В следующую за сим ночь о. Серафим, как бы в доказательство своего послушания, сам принес небольшой сосуд церковного вина в келью, в которой останавливался преосвященный Арсений, и, отдавая приношение келейнику его, сказал: «Отдай это батюшке от Серафима грешнаго».
По соображении сих обстоятельств с последствиями оказалось, что все это было предвестием близкой кончины старца Серафима и относилось
В Саровской обители хранится письмо владыки Арсения, где он, по прошествии 23 лет, описывает подробно свое посещение старца. Вот что он пишет в этом письме:
«По совести мирные отношения о. игумена Нифонта к о. Серафиму ни малейшей не бросают тени на жизнь и характер того и другого, а напротив, в первом показывают, как высоко он понимал и верно исполнял должность настоятеля пустынной обители и как дорого ценил и строго соблюдал чистоту монашеской жизни, а в последнем обличают евангельскую простоту и незлобие, по которым он никак не догадывался, что мнимые или истинные ученики или ученицы его иногда злоупотребляют его именем для достижения своих суетных и еще не очищенных от примеси тщеславия или своенравия видов. Надлежало бы также и в жизнеописании о. Серафима упомянуть о первом его свидании со мной, оно полно высокого значения и, бесспорно, открывает в нем дар прозорливости. Его слова и действия во время посещения моего вместе с вами (о. Исайя сопутствовал ему тогда в должности казначея. — Архим. Серафим) пустынной его хижины, его потом подарки мне: деревянное масло, красное вино, несколько свеч, кусок полотна и шерстяные чулки, и, наконец, многократное коленопреклоненное прощание его со мною, которого я многими убеждениями не мог прекратить в нем и от которого я должен был поспешно с вами уехать, дабы не нудить более старца, продолжавшего стоять на коленях и кланяться, были, как после оказалось, выразительными символами, изображавшими его и мою судьбу: он вскоре затем помер, а я, при помощи Божией, продолжаю еще полагать камни на камни для ограждения церковного берега от напора вод мирских».
В том же году, 13 сентября, за три с половиной месяца до кончины о. Серафима, была у него Екатерина Егоровна Извольская с четырехлетней своей дочерью Анной, у которой так болели глаза, что близкие опасались, не сделалась бы она в дороге совсем слепой. Мать привела ее к батюшке Серафиму. Он подал ей в руки бутылку воды, которой приказал окропить глаза дочери, и сказал, что «молитвами Пресвятой Богородицы Живоносного Источника она исцелится». И действительно, наутро она встала со здоровыми глазами. Отец Серафим приказал им остаться в Сарове, отстоять 14 числа раннюю обедню, позднюю и отобедать. Но так как она последнего приказания не исполнила и выехала тотчас после поздней литургии, то за ослушание блуждала в дороге целый день.
После сих обстоятельств, еще за несколько месяцев до кончины, о. Серафим поручил послать некоторым особам письма, призывая их к себе в обитель, а тем из близких, которые не могли быть у него, поручил после смерти своей сказать, что нужно и полезно было для их души, прибавляя объяснение поручений: «сами-то они меня не увидят».
Пришел к нему один из братии Саровской обители; старец, сделав ему наставление, сказал: «Дунь на свечку». Брат дунул, свечка погасла. Старец сказал: «Вот так и меня не увидят». Своему келейному о. Павлу старец также говорил, что скоро будет кончина; а Павел, по простоте своей, недоумевал, о своей ли кончине говорил старец или о кончине века. Перед новым же 1833 годом о. Серафим сам отмерил себе могилу сбоку алтаря Успенского собора, на том самом месте, которое, по выходе из затвора, отметил, положивши на нем камень.
Незадолго до кончины о. Серафима, видя его истинно подвижническую жизнь, один брат, в назидание самому себе, спросил его: «Почему мы, батюшка, не имеем такой строгой жизни, какую вели древние подвижники благочестия?» «Потому, — отвечал старец, — что не имеем к тому решимости. Если бы решимость имели, то и жили бы так, как отцы, древле просиявшие подвигами и благочестием, потому что благодать и помощь Божия к верным и всем сердцем ищущим Господа ныне та же, какая была и прежде: ибо, по слову Божию, Иисус Христос вчера и днесь той же и во веки (Евр. 13, 8)».
Глава XIX
Последние беседы о. Серафима с дивеевскими сестрами, наставления им, откровения и прощание с ними. Завещание о. Серафима, переданное устно протоиерею о. Василию Садовскому, церковнице Ксении Васильевне и Николаю Александровичу Мотовилову
Старшая сестра в мельничной обители Прасковья Степановна рассказала (тетрадь № 6, рассказ № 3) следующее о последних днях жизни о. Серафима: «Батюшка перед смертью своей вручил нас Царице Небесной, говоря: "После меня отца уже не будет вам, вы останетесь совершенными сиротами, и вот Самой Матери Божией, Царице Небесной вручаю вас, Она Сама все управит!" В последний же раз, когда я была у него за неделю до кончины его, много-много говорил он мне утешительного и назидательного, а потом взял меня за руку, прочитал мне разрешительную молитву и сказал: "Вот, матушка, от самого рождения твоего и до успения все твои грехи я беру на себя! Теперь ты и все вы не имеете нужды ни в чем, а после меня много-много вам будет скорби» но что делать — потерпите, такой уж путь ваш! Теперь только начало. Не я избрал вас, а Сама Царица Небесная избрала и дала мне вас, простых девушек; потом придут к вам, матушка, всякого рода и звания и по мне, убогому Серафиму, взыщут вас большие лица! Будут спрашивать вас тогда, все говорите, что слышали вы от меня, не убойтесь, так Господу будет угодно, и не скрывайте ничего; теперь же, пока не пришло время, умолчите!"»
То же самое повествует старица Ксения Ильинична Потехина (монахиня Клавдия. См. тетрадь № 6, рассказ 8): «Батюшка, — говорит она, — вручил нас после себя только Господу и Его Пречистой Матери и всегда каждой из нас да и всем вместе объяснял прямо: "Кроме убогого Серафима вам отца уже больше не будет!" А мне грешнице, когда я в последний уже раз была у него, сказал: "Вот, матушка, отец Иларион и старец, да за вас взяться не может; также вот и батюшка Исайя за вас не возьмется, а мог бы за вас взяться и быть всем отцом после меня о. Савватий (схимник Стефан), но не хочет! Итак, скажу тебе, матушка, помни, что после меня у вас отца уже не будет!"»
Старица Прасковья Ивановна (впоследствии монахиня Серафима) свидетельствует, в каких отношениях был о. Серафим к послушнику Ивану Тихонову до самой смерти. «В год смерти батюшки Серафима, — повествует она, — была я у него в монастыре и в сенках кельи его, где стоял гроб. Долго мы с ним духовно беседовали; батюшка так приятно и утешительно говорил. Дверь на крыльце была приотворена… Вдруг, изменившись в лице, так-то грустно, скорбно и как бы испуганно воскликнул он: "Идет! идет!" Быстро поставил меня за дверь и приотворил ее. "Кто же это, батюшка?" — спросила я перепуганно. "Живописец!" — ответил он. Вошел монах Иван Тихонов. Я мысленно возроптала на него, что он прервал нашу беседу с батюшкой. Поставив его спиной к двери, батюшка Серафим утешал меня взглядом и затем сказал Ивану Тихонову что-то тихо, после чего он и вышел» (тетрадь № 6, рассказ 12).
Своей избраннице Евдокии Ефремовне (матери Евпраксии), которая присутствовала при явлении Божией Матери в день Благовещения, о. Серафим много говорил на прощанье. Так, он сказал (тетрадь № 6, рассказ 17):
[20] «Вот скажу тебе, — говорил мне батюшка Серафим, — будет у вас два собора; первый, мой-то собор холодный, куда лучше будет саровского-то, и будут они нам завидовать! А второй-то собор — зимний Казанский, ведь церковь-то Казанскую нам отдадут! Вы и не хлопочите, придет время — еще поклонятся да и отдадут ее нам. И скажу тебе, вельми хорош будет мой собор, но все-таки еще не тот этот дивный собор, что к концу-то века будет у вас. Тот, матушка, на диво будет собор! Подойдет Антихрист-то, а он весь на воздух и поднимется, и не сможет он взять его. Достойные, которые взойдут в него, останутся в нем, а другие хотя и взойдут, но будут падать на землю. Так и не сможет достать вас Антихрист-то, все равно как в Киеве приходили разбойники, а церковь-то поднялась на воздух, достать-то они ее не могли. Так вот, и собор ваш и канавка поднимутся тоже до неба и защитят вас, и не сможет ничего вам сделать Антихрист! И при том соборе время придет такое у вас, матушка, что ангелы не будут поспевать принимать души, а вас всех Господь сохранит, только три из вас примут мученье, трех антихрист замучит! Ведь Дивеев-то диво будет, матушка, четверо мощей в Рождественской церкви у нас почивать будут! И будет тут не село, а город. Мы-то с тобой не доживем, а другие-то доживут и до этого!»