Летописи Хьерварда (Земля без радости, Книга Лидаэли и Артарна)
Шрифт:
Шар осветился из глубины недобрым красноватым светом. Быстро сменяя друг друга, в нем поплыли отрывочные картины, словно схваченные чьим-то обеспамятовавшим взором: какой-то каменистый холм с развороченной вершиной... черный зев пещеры... живая река чудовищ, хлещущая из подземелья, словно прорвавшая плотину весенняя вода... Четверо всадников на странных, зловещего вида конях, совсем не похожих на обычных... вспышка... мчащаяся вверх по склону рогатая тварь... Один из всадников заслоняет собой другого, который отчаянно рубит страшилищ удивительно ярко сверкающим
Девушка вскрикнула. Лицо ее тотчас утратило все краски жизни. Прижав руки к груди и немилосердно кусая пурпурную губку, она смотрела в глубину шара, точно завороженная.
– Ириэхо вантиото! Вантиото суэльдэ!– донесся слабый голос из глубин шара. Видение утонуло в белом огне... а когда спустя миг шар вновь очистился, стали видны заваливающие пещеру каменные глыбы и быстро исчезающая среди них фигурка, так и не выпустившая из рук серебряный меч.
Девушка обессиленно опустилась на пол, лишившись чувств.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. "ЭЛЬТАРА ЭЛЬФРАНСКАЯ"
4. СТРАННИЦА С ЮГА
Гном Двалин лежал на лавке мрачный и до невозможности злой. Его не взяли в поход! Его, с которого началась все эта история! "Уп-раггаш-хродда-иртар!" (Грубое гномье ругательство. Весьма приблизительный перевод: "трах-перетрах вытесавшего твою такую-сякую гробницу!" Разумеется, вместо слов "трах-перетрах", "вытесавшего" и "такую-сякую" используются совершенно непристойные выражения, кои Автор, заботясь о моральной чистоте юношества, привести здесь никак не может).
Двалину казалось, что все его раны совершенно зажили. Разумеется, это было совершенно не так, но упрямый гном и слушать ничего не хотел.
– Развяжите!– бушевал он, едва не опрокидывая при этом лавку. Развяжите сами, не то хуже будет!
– Если кому и будет хуже, так это тебе, глупый, - беззлобно заметила Лииса, молодая крепкая деваха, не так давно пришедшая к Аргнисту с погибшего на юге хутора. Сегодня была ее очередь исполнять обязанности сиделки при буйном больном. Саата уже грозилась подмешать гному в пиво сонное зелье, чтобы хоть как-то его утихомирить.– Опять раны вскроются, кому это нужно?
– Не вскроются, не вскроются!– гном отчаянно вертелся, пытаясь ослабить путы.
– Когда вскроются, поздно будет, - назидательно заметила девушка. Кабы не колдун с белым луком, отправился бы ты к Хедину, братишка! Ежели б не его чародейство - наша Саата-травница тебе бы уже ничем не помогла.
– Чародейство?– внезапно напрягся Двалин.– Ты сказала, чародейство?
– Ну да, - простодушно ответила Лииса.– С такими-то ранами, как у тебя! Токмо чарами и спасешься.
– Пришелец... Эльстан... наложил на меня _с_в_о_и_ чары?– по разделениям выговорил гном.
– Наложил, наложил, - радостно кивнула Лииса, не понимая, чем недоволен гном.– И хорошие чары! Сильный он волшебник, и Жезл настоящий имеет...
– Жезл... жезл...– гном внезапно закрыл глаза и откинулся обратно на подушку, замерев, точно лишившись чувств.
–
– Я в порядке, - сквозь сжатые зубы ответил Двалин.– В полном порядке.
Не веря, Лииса подошла к лавке. Как учили, нащупала биенье Жилы Жизни на левом запястье гнома. Все и впрямь было в порядке. Однако Двалин лежал совершенно неподвижно, задрав к потолку бороду и лицо его, можно сказать, "побледнело как снег", хотя как могла проявиться бледность на красновато-коричневой коже гнома, потемневшей от кузнечной копоти и покрасневшей от жара горнов?
Немного погодя Двалин открыл глаза. Посмотрел на испуганно глядящую Лиису и усмехнулся.
– Да все хорошо. Просто, Р-родгар, мне обидно стало, что не взяли!..
Это была наглая и неприкрытая ложь. И любой хоть мало-мальски искушенный слушатель, конечно же, немедленно уловил бы фальшь в словах Двалина. Но Лииса как раз и не была таким слушателем. Жизнь у нее и так выдалась нелегкая, чтобы забиваться себе голову еще и чужими бедами. Сказал гном, что все в порядке - значит, так оно и есть. Развязать не просит, отпустить не требует. Все, как матушка Деера сказала. Значит, мне и беспокоиться не о чем.
Двалин же после этого, казалось, тоже ничуть не изменился. Правда, перестал бушевать. Однако в те моменты, когда его никто не мог видеть, в глазах гнома таилась такая смертная тоска и боль, что заметивший бы это отшатнулся в испуге.
Он постепенно поправлялся. Рваные раны затягивались на удивление быстро - Эльстан постарался на славу. Провалявшись четыре полных дня, Двалин с разрешения Сааты поднялся на ноги как раз в тот день, когда Аргнист, Эльстан и сыновья сотника насмерть схватились с Ордой на Холме Демонов.
Первым делом гном отправился на кухню.
– Дрова, вижу, на исходе?– осведомился Двалин, просунув бороду в дверь поварской.
Колотых чурочек, как всегда, не хватало. Мужики всячески пытались увильнуть от этой надоедливой работы. Целый день топором махать, рубить круглые поленья - кому охота.
– Небось брюхо заныло?– понимающе усмехнулась распоряжавшаяся здесь Деера.– Понятно, Двалин, понятно. Ладно, накормлю и без платы.
– Ну, нет!– возмутился Двалин.– У нас так не принято.
– А у нас принято так - сперва работника накорми, напои а потом уж работу спрашивай!– поджала губы Деера, наваливая с верхом большую глиняную расписную миску. Гном не заставил просить себя дважды.
Зато потом, вычистив посудину до блеска и вытащив из-за пояса секиру, гном на дровяном складе показал, как надо обращаться с топором. Он творил чудеса. Чурки так и летели во все стороны, сами собой при этом - невесть каким образом - складываясь ровными поленницами. Из сарая от отправился на двор, прошелся по всем конюшням, амбарам, хлевам и прочему, всюду находя себе дело. Толстые и короткие пальцы гнома обладали удивительной ловкостью; казалось, он владеет всеми ремеслами.