Летучие образы (Истинные звезды)
Шрифт:
В клетчатой рубашке Харрисона и белой бейсболке, которая защищала ее от солнца, Джесси-Энн училась забрасывать удочку и удерживать добычу на крючке. Она умудрилась даже поймать небольшого тунца, правда, одного, но все равно это был улов.
Тут же находилась и яхта поменьше, в сорок футов, на которой Харрисон демонстрировал Джесси-Энн основы мореходства, крепко прижимая ее к себе в ужасе от того, что ее может задеть парус, который поворачивал на ветру в разные стороны, и читая ей нотации о необходимости быть осторожной. В гараже стояли три автомобиля — белый «астон-мартин» с мягкими голубыми сиденьями, ярко-красный «порш-928 С» и длинный серебристый грузовик «мерседес».
— Игрушки богачей, — прокомментировал он с детской улыбкой на лице.
Вечера на Эльютере были теплыми и мягкими, и они садились на веранде, наслаждаясь ветерком, дувшим от вентиляторов на потолке, и потягивая прохладительные напитки в рубиновом свете садившегося солнца. Слуга в белой куртке подавал им ужин, а потом они босыми прогуливались по серебристому от лунного света берегу. Они бросали камешки в тихую темную воду океана и останавливались каждые два метра, чтобы поцеловаться.
Позже, лежа обнаженными на широкой, с большим количеством подушек кровати, они утоляли свою страсть друг к другу. Джесси-Энн пришла к выводу, что Харрисон был чудесным любовником, нежным и страстным, с сильным, упругим телом. Он умел сдерживать свои чувства до того самого момента, когда она жаждала взрыва его страсти больше всего на свете. Она молила его об этом, а потом было несколько блаженных мгновений, когда они сливались в одно целое.
Продолжая обнимать друг друга, они засыпали, и прохладный предрассветный воздух проникал в спальню через открытое окно.
Харрисону хотелось узнать о ней все, что только можно, и она рассказывала ему о своем детстве и юношеских годах, о школе и друзьях, но она так и не рассказала о злобных, полных ненависти письмах, которые приходили ей все эти годы. Объяснялось это тем, что, поглощенная счастьем, которое обрушилось на нее, она просто не вспоминала о них. Зато она рассказала ему о своих возлюбленных.
Джесси-Энн, по-своему легкомысленно, ничего не скрывала от него и откровенно рассказала ему о своей детской влюбленности в Эйса Маккларена, а также о более серьезных романах, которые заканчивались или дружбой, или слезами. Она очень удивилась, когда Харрисон отвернулся с потемневшим от гнева лицом.
— Но я тогда не знала тебя! — воскликнула она вдогонку, когда он устремился по дорожке, ведущей к океану.
Она никак не ожидала, что он может ее ревновать. В конце концов, он сам просил ее рассказать ему об этом. Она с беспокойством следила с террасы, как он ходил взад и вперед по кромке белого песка у воды. Он смотрел прямо перед собой, не замечая красоты вокруг, и когда он наконец повернул к дому, она бросилась по песчаной тропинке ему навстречу, страшась, что он больше не любит ее. Он сгреб ее в объятия и с волнением взглянул на нее.
— Я люблю тебя, Джесси-Энн, — страстно проговорил он. — Мне все равно, что было раньше. Я просто очень люблю тебя.
— И я люблю тебя! — закричала она, чувствуя, как тяжесть свалилась с ее сердца. — Именно поэтому я вышла замуж за тебя, а не за другого.
Харрисон поднял ее на руки и понес через веранду в спальню, где осторожно опустил на их большую кровать. Его стройное, загорелое тело трепетало страстью, когда он ласкал ее, подавляя свои желания, стараясь удовлетворить ее. От его прикосновений ее маленькие коралловые соски стали твердыми, а его губы медленно двигались по ее телу, вниз, к ее животу и дальше, по длинным нежным бедрам, пока не коснулись пальцев ее ног, покрытых розовым лаком. Она вскрикивала, желая его, в ожидании, когда же он проникнет
— Ты моя, Джесси-Энн, — шептал он, когда они лежали в объятиях друг друга, — теперь ты принадлежишь только мне.
О своей первой жене он рассказывал совсем немного, и это тревожило ее, казалось, что связанное с Мишель было каким-то темным секретом.
Не в состоянии сдержать накопившиеся вопросы она попросила его:
— Пожалуйста, расскажи мне о Мишель.
До сих пор Харрисон никому не рассказывал, что случилось тогда, даже своему сыну, пряча свои воспоминания глубоко в душе, поскольку они причиняли ему слишком много боли. Поначалу он думал о Мишель днем и ночью каждую минуту, и несмотря на то что прошло восемнадцать лет, она до сих пор оставалась для него эталоном женщины. Но неожиданно для себя начав рассказывать о ней, он уже не мог остановиться, чувствуя при этом огромное облегчение.
Джесси-Энн завороженно слушала рассказ Харрисона о том, что Мишель была его подружкой с детства. Ее родители жили рядом и дружили с его семьей. Он обожал ее с того самого момента, когда увидел ее, новорожденную, на руках матери. Тогда ему было четыре года. В школе Мишель превратилась в очаровательную, улыбчивую, застенчивую девочку, и получилось так, что Харрисон всегда опекал ее. Именно он приходил ей на помощь в ее детских драках, он помогал делать ей уроки, он приходил к ней на день рождения, и она приходила на день рождения к нему; вдобавок их семьи часто отдыхали вместе. Харрисон отчаянно скучал по ней, когда впервые уехал надолго, сначала в школу, потом в колледж, хотя все это время они переписывались.
Летом, когда ему исполнилось девятнадцать лет и он приехал домой из Принстона на каникулы, он обнаружил, что у Мишель появился мальчик. От ревности он не находил себе места. Хотя сама она училась еще в средних классах, парень был старше — ему было семнадцать и, как догадывался Харрисон, был «не промах». Он играл в бейсбольной команде, занимался бегом, был чемпионом по плаванию — легче было перечислить, чем этот парень не занимался, причем везде он был на высоте.
Единственное, чем мог взять Харрисон, — он был старше его на два года и уже учился в Принстоне. Он срочно пригласил Мишель на футбольной матч в колледж, опередив ее дружка-атлета из старших классов. На вечеринке по случаю Рождества в Принстоне он нашел в своем подарке-сюрпризе маленькое колечко с искусственным изумрудиком и двумя крошечными «бриллиантами». Когда он надел его на палец Мишель, она торжественно посмотрела на него своими темными, как у него, глазами.
— Я навсегда сохраню его, — пообещала она.
Позже Харрисон заказал у Тиффани золотое кольцо с настоящими камнями, которое было точной копией его первого подарка, и с нетерпением стал ждать, когда ей исполнится семнадцать лет, чтобы сделать официальное предложение и подарить уже это кольцо.
— Теперь я буду носить оба, — смеясь, сказала тогда Мишель, — по одному на каждой руке.
Родители с обеих сторон были в восторге — ничего лучшего для своих детей они не могли желать — и с радостью дали согласие на свадьбу, которая состоялась в день восемнадцатилетия Мишель. Харрисону исполнилось уже двадцать два года, он был выпускником Принстона и собирался поступать на курсы бизнесменов в Гарварде. Они сняли небольшую квартирку, окна которой выходили на реку Чарлз, и были бесконечно счастливы. Она стала для него всем, о чем он мог только мечтать: его другом, его любовью, его спутницей, а скоро и матерью его ребенка.