Летучий корабль
Шрифт:
– Ничего, – оптимистично заметил он. – Это на вырост.
– Ага. А это в гроб, – съязвила Забава и, закрыв глаза, водрузила на грудь похоронную свечу.
– Забыли! – спохватилась Марфушка, заметив оставшийся нераспечатанным свёрток, по форме напоминающий овальное зеркало.
– Дай угадаю, – с азартом предложила царевна. – Это или стульчак, или хомут лошадиный.
Но оказалось, что это ни то ни другое. Из упаковки на белый свет явился мужской портрет – но кто был на нём изображён! На холсте красовался наряженный в камзол огромный детина самого глупого вида и отвратительной наружности:
Царь близоруко поднёс портрет к глазам и прочитал подпись:
– «Любимой Забаве».
Его дочка пожала плечами.
– Ну, у меня вопросов нет, – заявила она.
Царь обернулся к боярину.
– Полкан, это кто? – строго вопросил он.
Все озадаченно изучали портрет, но никому этот «красавец» знаком не был. Даже сам Полкан растерялся. Неужели его сын за годы жизни за границей превратился в такое чудовище?!
– Ваше величество, – наконец пробормотал он. – Я его уже десять лет не видел...
– Так порадуйтесь – мальчик в отца! – дерзко усмехнулась Забава.
Полкан был так потрясён, что даже не отреагировал на эту грубость – он продолжал внимательно изучать изображение на портрете.
– Он, не он... – в сомнениях бормотал боярин себе под нос. – Вроде похож...
Царь-батюшка примиряюще положил руки на плечи дочери.
– Ну зато галстук ему идёт, – оптимистично заметил он.
Государь подмигнул дочери, но та молча указала на дверь и ему, и всем остальным. Никто не посмел возразить, и вскоре Забава осталась в одиночестве.
Перебирая бессмысленные подношения – абажур, мухобойку, медную рессору – и складывая оставшиеся подарки обратно на тележки, царевна тихо завела тоскливую песню:
До чего же мы несчастные, царевны:
Нам законом запрещается любить.
В царских семьях уж таков порядок древний –
По расчёту надо замуж выходить.
Внезапно маска страдалицы слетела с её лица, девушка вскочила и закричала, моментально превращаясь в ведьму:
А я не хочу, не хочу по расчёту!
А я по любви, по любви хочу!
Свободу, свободу мне дайте, свободу –
Я птицею ввысь улечу!..
Она побросала ненужное барахло в вереницу тележек и, толкая впереди себя получившийся поезд, понеслась через весь тронный зал к открытому балкону, по пути распевая уже в полный голос:
Нам, царевнам, жить приходится в неволе,
Пропадают молодые годы зря.
Нам всё время надо думать о престоле,
Выполняя волю батюшки-царя.
А я не хочу, не хочу о престоле!
На волю, на волю хочу я, на волю –
Я птицею ввысь улечу!..
На шум во двор перед дворцом вышли царь с Полканом и едва успели увернуться от летящей с неба посуды. Побагровевший боярин ходил под окнами, хрустя битым стеклом и подбирая обломки подарков, которые неизвестно зачем прислал царевне его сын. Царь растерянно топтался позади.
– Извини, Полкаш, – сконфуженно проговорил он. – Она вообще добрая, но иногда это... ку-ку. Растил бедняжку без матери!
Боярин поднял на правителя хмурый взгляд и ничего не ответил.
Глава 2
ПРЕКРАСНОЕ ВИДЕНИЕ НА КОРАБЛЕ
Стоял полный штиль, над морем ярко светило солнце. Купеческое судно бодро рассекало едва заметные волны, торопясь поскорее добраться до берега – его очертания уже показались в мареве на горизонте. За штурвалом в белом кителе и фуражке стоял капитан – улыбчивый парень с открытым лицом. Настроение у него было прекрасное, и, ловко управляя рулём, он напевал:
О тебе узнал я во вчерашнем странном сне.
Всё, что я увидел, будет вечно жить во мне.
Если ты захочешь обо всём мне рассказать,
Ветер знает, где меня искать.
На палубе моряки, приплясывая с вёдрами и швабрами в руках, драили корабль перед прибытием в порт и дружно подпевали своему капитану.
Тот приложил к глазам подзорную трубу, посмотрел по сторонам – и вдруг заметил в окуляр то, чего на его судне никак оказаться не могло! Вернее, кого – девушку, стоящую на корме. Не было у них здесь никаких девушек, известно же: женщина на корабле – к беде. Но только не эта юная красавица – такая могла принести только радость...
Сбитый с толку, капитан снова приложил к глазу подзорную трубу, направив её в ту же сторону, навёл резкость и убедился, что ему не показалось, – на корме действительно была девушка, да какая прекрасная! Теперь красавица сидела, болтая ногами, и с улыбкой слепила его зайчиком от зеркальца – лица за вуалью было не разглядеть. Капитан убрал трубу и оглядел корабль своими глазами, но девушки нигде не оказалось. Он оглянулся и заметил её совсем в другом месте – красавица, словно играя с ним, вновь ослепила его солнечным зайчиком.
Забыв обо всём, капитан оставил штурвал и бросился догонять незнакомую красавицу. Он носился за ней по палубе, но видение, появляясь то тут, то там, каждый раз ловко ускользало, словно играя с ним в прятки. Солнечные блики мелькали то с мачты, то с носа, то с кормы, путая его и заставляя кидаться из стороны в сторону.
Матросы, танцуя, продолжали работу, раскачивались на канатах, лазали по реям, не забывая при этом вытягиваться в струнку, когда рядом оказывался капитан. А их песня лилась: