Летящие дни

Жигулин Анатолий Владимирович

* * * Закончилось наше прекрасное лето. Закончилась наша прекрасная осень. Холодного чистого зимнего света Полна тишина Над вершинами сосен. И замерла флюгера черная стрелка. И в дюнах пустынных — Раздолье воронам… И наша любовь, Как озябшая белка, Ушла, ускакала По розовым кронам. 1974 * * * Вот и клен — золотая душа — Загорелся над морем холодным. Стало сердце пустым и свободным. Словно не было в нем ни шиша. Расправляй свои крылья, лети! Будь разумна, спокойна, здорова. Это грустное горькое слово Пусть тебя не догонит в пути. Брошу в море немного монет — Не

затем, чтоб вернуться обратно. Слишком жизнь коротка и понятна, Потому и желания нет. Пусть обычай и глуп и нелеп — Брошу мелочь в седые барашки. Чайки вскрикнут — Подумают: хлеб. Только это не хлеб, А медяшки. 1974 * * * Ах, как весело листья летят И шуршат по безлюдному скверу! И соборы крестами блестят И хранят Позабытую веру. Сберегают в осенней тиши И несут из столетья в столетье Нерешенную тайну души, Неизбывную жажду Бессмертья. По старинной по белой стене Над сухим, Над развеянным кленом Я иду в ветровой тишине, Словно к рощам лечу Отдаленным. Этот вечный простор с высоты Все тревожней, туманней и глуше… И с обрыва слетают листы, Словно наши Бесплотные души. 1974 * * * Родина! Белый туман В черном логу под горою… Не позабуду, не скрою Боли, тревоги и ран. Но в невеселом пути, В жизни, несущейся скоро, Ты мне — любовь и опора, Вечная радость в груди. Этой тропой из села К этой дороге чугунной Матерью нежной и юной Ты меня в детстве вела. Каждой зимой и весной Речкой, прозрачной и чистой, Ивой, сухой, желтолистой, Всюду ты рядом со мной. От навесного огня Этой заросшей канавой, Глиной, холодной и ржавой, Ты укрывала меня. В годы печали и зла Ты обо мне не забыла, Поле мое сохранила, Душу мою сберегла. Все, чем живу и дышу, Знаю, а может, не знаю, — Только тебе доверяю, Только тебе расскажу. 1974 СЛУЖБА В АВИАЦИИ За короткую службу свою В авиации нашей военной Не был я ни в едином бою, Не исследовал тайны вселенной. На зеленом на старом «Ли-2» И немного на «Ил-28» Полетал, как дневная сова, Над вершинами елей и сосен. Над квадратами ржавых полей, Над мельканьем оврагов и пашен — Выше труб, облаков, журавлей, Выше самых больших телебашен. И качалась, суглинком пыля, С золотыми от света лесами, Дорогая до боли земля, С тополями, дождями, слезами… По сигналу срываясь чуть свет, Думал я в той небесной дороге, Что, быть может, и разницы нет В боевой и учебной тревоге. И качался простор впереди — Необычно, зовуще и пусто. И щемило и пело в груди Незнакомое сладкое чувство. 1974 * * * Чуть слышно тоскует кукушка. Летает над пашней скворец. Оделась лесная опушка В цветущий терновый венец. И в заросли дрока и терна, Где старый бурьян на меже, Уютно, легко и просторно И вовсе не страшно душе. И нечего просто бояться. Какая там боль впереди? Пусть даже опять повторятся Мои роковые пути. Все эти холодные стены, Дороги, костры, поезда, Разлуки, тревоги, измены — Не очень большая беда. Все это потом — Как награда, Как горький развеянный сон. Страшнее другое: Утрата Друзей тех далеких времен. И может однажды случиться Какой-нибудь ранней весной, Что не с кем уже поделиться Всем тем, Что случилось со мной. 1974 МАКОВОЕ ПОЛЕ В КИРГИЗИИ Семь лет мак не родил, а голода не было. Поговорка В

колхозе — маковое поле. Оно в диковину для нас. Но вдруг напомнило до боли Родимый край, Вечерний час… И желтый клин За низкой горкой. И скрип телеги. И отца — С его веселой поговоркой, Что повторял он без конца. Смешная поговорка эта Из дедовской Батрацкой тьмы Потом со мной прошла полсвета, До самой дальней Колымы. Была война. Пурга дымилась. И в перекрестье всех судеб Еще прочнее утвердилось: Важней всего на свете — Хлеб. А здесь и вправду — Поле мака. И славный будет урожай. Но сердце дрогнуло, однако, И стало вдруг чего-то жаль… Как семена тянь-шаньской ели С крутых обветренных камней, Они куда-то улетели — Заботы тех Ушедших дней. А на сухом кремнистом взгорке, Как прошлой жизни странный след, Качался мак — Из поговорки, Из дальних-дальних Детских лет. 1974 * * * Пишу о душе. А душа Давно не нужна и забыта. От взрослого до малыша — Все тянутся к радостям быта. Машины нужны, «Жигули», Ковры, телевизоры, дачи… В распадках промерзлой земли Мне жизнь представлялась иначе. Прости, дорогая жена, Как в песне забытой поется — До самого вечного сна Нам жить без машины придется… А может быть, все же правы Веселые наши соседи, И былки осенней травы Уже не шуршат на рассвете? И в черной воде камыши Не красит рассветная вспышка, И нет ее вовсе, души, А только пустая сберкнижка? 1974 * * * Поэзия не спорт, Поэзия — душа! Прочнее нет на свете аксиомы. В поэзии не стоят ни гроша Боксерские и прочие Приемы. Поэзия не бег, Не вольная борьба. Поэзия — сомненье и тревога. Поэзия — надежда и судьба, Поэзия, как говорят, — От бога. 1973–1975 * * * Цветы сажают в торф И думают, что это Отличный чернозем, Прекрасная земля. Но этот темный цвет — Лишь внешняя примета, Давно погибших трав Горючая зола… Я выдумал тебя И сам свой бред разрушу. Не чайка ты — сова С провалом хищных глаз. Как ядовитый торф, Ты мне сжигала душу. Последний уголек, По счастью, не погас. И пусть была тоска, Пусть был обман недолог, Пусть ты на третий день Пришла ко мне сама. Но как я мог не знать, — Ведь все-таки биолог! — Особенности трав И птичьего ума?! Забуду навсегда — Не больно и не жалко — И все свои стихи, И все твои слова… Давно засохла та Печальная фиалка. Лишь кое-где взошла Болотная трава. 1975 * * * Даль и душа прояснились. Стаял покров ледяной. Будто лишь только приснились Беды, что были со мной. Буду спокойней и проще. Буду учиться всерьез У фиолетовой рощи Дымных февральских берез. Все позабуду печали — Бедствий, разлук, похорон… Что еще там накричали Стаи голодных ворон?.. 1975 * * * И. Ж. Весенняя песня синицы. Холодный березовый март. И солнца упругие спицы На синих сугробах горят. Закончилось тяжкое бремя Обиды, тревоги и лжи. И сонно вздыхают деревья В прозрачной и горькой тиши. «Расстались, Расстались, Расстались!» — Капели стучат под стеной… И все же навеки остались Святые глаза надо мной. Зеленые, полные муки, Они до последнего дня, До самой последней разлуки Все будут глядеть на меня. 1975