Летящие к Солнцу 1. Вопрос веры
Шрифт:
Их оставалось трое. Трое самых лучших – или самых удачливых. Скорее второе, потому что лупить они принялись абы как. Раньше про такое говорили: в белый свет, как в копеечку, но теперь белого света не было. Только черная тьма, черный дым и алое пламя.
Паника принесла им успех. Я старался уйти с наиболее логичных траекторий огня и попал под болванку, летящую в никуда. Броню пробило. Взорвался движок, могучее сердце машины. Еще два колеса лопнули. Я зарылся носом в снег, плавя его, сбивая огонь.
Они
Задние колеса завертелись, и бронетранспортер завертелся на месте. Задняя часть ударила в танк, развернула его и бросила на второй. Тот попытался уйти, но слишком резко – гусеницей взобрался на собрата и перевернулся. Там, внутри, обезумевшие люди ткнули то, что не следовало, и выстрел в упор обратил две машины в груду пылающего металлолома.
Волной меня отшвырнуло в сторону. Я нашел взглядом врага – последнего, с покореженной броней, держащегося на почтительном расстоянии. Всего один… Но я уже умирал, и последние силы ушли в этот немыслимый рывок.
***
Я отстегнул ремень. В ушах зазвенело от тишины. В ноздри ударил запах гари. Свет все еще горел, и я, протянув руку, взял с панели рацию.
– Девятнадцать – один, – сказал, зная, что меня слышат. – Вам понравилось, девочки? Летящие к Солнцу стрельбу окончили.
В эфире, когда я включил двустороннюю связь, было тихо. Тяжело дышал Франциско. Одной, побелевшей от напряжения рукой, он вцепился в подлокотник кресла, другой держал пистолет.
Джеронимо, раскрыв рот, смотрел на меня, и я вдруг ему улыбнулся. Это поднялось из глубины души – чистое, настоящее.
– Кажется, я сделал все, что мог.
Он пришел в себя. Кивнул. По лицу скользнула тень. Сунув руку в карман, Джеронимо достал смартфон и протянул его мне, завершив сделку.
– На память, – хриплым шепотом сказал он.
Я спрятал устройство в карман комбинезона и отыскал взглядом Веронику. Ей опять не повезло – потирая затылок, с трудом поднималась на ноги в дальнем углу огромного салона.
– Именем дона Альтомирано! – заговорила рация. – Сложите оружие и откройте дверь. Мы под куполом. Выходите с поднятыми руками.
Избегая смотреть на меня, Вероника подхромала к рации и взяла микрофон.
– Говорит Вероника Альтомирано. Мы останемся здесь. Пусть главный войдет для переговоров. Оружия у меня нет, вам ничего не угрожает.
Рация помолчала, потом отозвалась:
– Принято. Но сперва пусть выйдет стрелок.
– Не пойдет!
– Все нормально, – сказал я. – Стрелок
И, забрав микрофон у Вероники, вернул его в гнездо. Посмотрел на нее, но не смог поймать взгляда. Она отступила, пальцы вцепились в спинку кресла, на котором сидел Джеронимо.
Франциско встал. Седой трясущийся старик с текущими слезами.
– Спасибо! – всхлипнул он, обнимая меня. – Спасибо тебе, Риверос. Мы… Мы победили!
Я тоже приобнял его. Отчего-то хотелось плакать и смеяться. Сейчас меня, наверное, убьют, и от этого – страшно. Сколько всего навалилось сразу. Сколь легка и невыносима эта ноша…
Франциско отстранился и вдруг расстегнул «молнию» моего комбинезона. Я стоял спиной к Веронике и Джеронимо, и они не заметили, как старик сунул мне за пазуху пистолет, заткнув его за пояс штанов.
– Спасибо, – сказал он еще раз. – А теперь открой дверь.
Наслаждаясь новой силой, я на миг прикрыл глаза. Импульс зародился в голове, прокатился по телу и ушел в корпус бронетранспортера. Отъехала в сторону дверь. Седые волосы Франциско взметнуло холодным ветром. И прежде чем я успел что-то сообразить, он вышел наружу.
Отсюда я видел только темноту и полоску серого снега, освещаемого лампами из салона. Франциско, выйдя, двинулся вправо и пропал из виду.
– Это ты стрелок? – крикнули ему.
Я рванулся к двери, слишком поздно сообразив, к чему все идет. Ну конечно, они знали, что водителем был я, Риверос, и, будь их воля, вытребовали бы в первую очередь меня, но…
– Да, я, – твердо сказал Франциско. – Я – стрелок.
Автоматная очередь. Слабый вскрик, плеснувшая на снег кровь и звук упавшего тела.
– Фриско гоняет на небесах, со своими, – вздохнул Джеронимо. – Жаль, что им так темно.
Голос его звучал до страшного спокойно, равнодушно. Видимо, сказав «я вверяюсь тебе», он действительно оставил всю свою жизнь и то, что за ее пределами, на усмотрение Вероники.
А вот я уже не мог быть равнодушным. Кровь на снегу казалась черной в слабом свете, и я, только что в пылу битвы лишивший жизни не меньше трех десятков человек, почувствовал, как к горлу подступает тошнота, а руки трясутся.
– Толеданцы не боятся смерти, – сказал Джеронимо, видно, заметив мое состояние. – Для них она – благо. Сон.
– Эй, там! – крикнули снаружи. – Я захожу. Руки вверх и стоять смирно.
Я выполнил приказ. Слева от меня встал Джеронимо, поставив свой несчастный рюкзак и вещмешок под кресло, справа – Вероника, так и не сказавшая мне ни слова.
Вкрадчивые шаги. Резкое движение, будто тень метнулась, и вот в проеме стоит солдат. Черный комбинезон, черная маска, больше похожая на обычный противогаз. В руках солдат сжимал автомат. Уже не АКМ. Что-то, смотревшееся куда как больше и страшнее.