Летящие в сны
Шрифт:
Вернемся после короткой рекламы…
…мы снова с вами, и продолжаем наш рассказ об Айль Эрч эрч, уникальном месте, где причудливым образом смешалось прошлое и будущее, так, что для настоящего не осталось места. Это тем более интересно, что сами жители Айль Эрч Эрч не замечают своего феномена, воспринимают, как должное, что их мысли постоянно заняты то прошлым, то будущим, и никогда – настоящим.
Айль Эрч Эрч – многонациональная земля с уникальной культурой, где смешались традиции самых разных народов, ныне уже не существующих. Напомним, что Айль Эрч Эрч вобрал
К сожалению, современные жители Айль Эрч Эрч не помнят своих корней, растеряли свое прошлое в веках и бесчисленных Тотальных Днях, разорвали свою историю на предания и легенды, в которые сами не верят. Только селениты еще в полнолуние с тоской смотрят на лунный диск, пытаясь вспомнить свое прошлое, да изгнанники безымянной звезды по ночам смотрят на звездное небо, пытаются найти свою звезду, потому что забыли, что отсюда, с Айль Эрч Эрч ее не видно. В наши дни вы вряд ли отличите потомка эльфов от того, чьими пращурами были призраки, и все – и ангелы, и селениты, и ёрки – смешались в один вид, не помнящий своего родства. Местные жители, они называют себя Зимла-Нэ…
Фрисби
– Арам, домо-о-о-о-й!
Вздрагиваю. Что за имя, Арам, выдумали тоже, Арам. Ну да, сейчас русских-то здесь и не осталось, бегают по двору, одни армяне, другие таджики, интересно, на каком языке меж собой говорят…
– Ара-а-а-ам!
– Ща, ща! – машет чумазенький мальчик, бегает по двору. Как же, побежит он ща домой, ему волю дай, вообще до утра тут носиться будет, а то и до следующего вечера, а то и вообще до конца света, или что там у мусульман…
Над мальчиком летает тарелка, мерцает красно-синими огнями, то поднимается высоко-высоко, выше шестнадцатиэтажек, то опускается почти к самой траве. Мальчик делает вид, что ловит тарелку, бежит за ней, протягивает руку, тарелка почти-почти садится на руку, тут же вспархивает над землей.
– Ара-аа-а-м!
Трещат кузнечики.
Хочу подойти, спросить у пацаненка, где такое взял. В наши времена не было. Да в наши времена много чего не было, только-только повалили на прилавок заграничные штучки, тащишь мамку за руку, смотри, мамка только отдернется – денег нет…
Спасибо товарищу Ельцину за наше счастливое детство…
Тарелка покачивается, плывет по воздуху за мальчиком. Никак не могу понять, как он ею управляет, пульт у него какой, или что. Нда-а, дети сейчас умнее нас, я в этих виджетах-гаджетах-блекджетах ничего не понимаю, племяш мой только так на своем смартфоне…
Визжат в майском небе юркие ласточки.
Тарелка взмывает высоко-высоко над землей, делает круг, исчезает за домами.
Рев.
Мальчишка несется
Тихонько торжествую в душе, ага, не справился все-таки с управлением. Иду в арку, пацаненок бежит за мной, смотрит с надеждой, ну хоть бы пульт показал, пацан, Арам-зам-зам, или как тебя там…
– Ара-а-ам!
Женщина кричит в окна, Арам машет рукой, щас, щас…
Трещат кузнечики.
Вот она, тарелка, покачивается на пустыре. Осторожно подхожу к ней, протягиваю руку, тарелка сама опускается на руку, видно, от моего тепла.
– Упустил? – спрашиваю.
Мальчик смотрит круглыми черными глазами, а-а-а, ну да, ты же по-русски не понимаешь… кто там экзамены велел вводить для мигрантов…
– Мне-ее-е, – просит Арам, протягивает чумазые ручонки.
Тарелка опускается к нему, плывет над макушкой пацаненка.
– Араа-а-ам! – женщина в окне добавляет несколько восточных слов, от которых сам шайтан, наверное, покраснел бы и заткнул уши.
– Ща! Ща!
Арам бежит по лугу, тарелка несется над ним. Что-то мне не нравится, что-то настораживает, странно как-то бежит Арам, будто бы пытается вырваться от тарелки, будто бы…
Спохватываюсь. Слишком поздно. Бегу к мальчишке, только бы успеть до того, как… не знаю, до чего. Но успеть. Земля подставляет канаву, швыряет меня в траву, чер-р-р-т, пацан, погоди…
Пацан еще пытается нырнуть в арку, не успевает, что-то происходит, что-то делает фрисби с Арамом, Арам блекнет, меркнет, тает в воздухе, серебряной пылью уносится в глубину тарелки…
Фрисби взмывает выше последних этажей, поднимается в небо, за облака.
Трещат кузнечики.
Кричит женщина из окна, громко, на весь двор:
– Ара-а-а-а-а-ам!
Кровь земли
– Далеко они? – спросил я у человека, имени которого не знал.
– Я что, по-твоему, в темноте вижу? – вроде далековато… хотя хрен их знает… Я вот так тоже ночью домой шел, пусто, чисто, нет никого, потом эти вылезают… ну из ниоткуда… из темноты…
– Ой, да не пугай…
– Что не пугай, сейчас дождешься, сцапают…
Я молчал. Я и сам чувствовал – сцапают… они приближались – откуда-то из ниоткуда, из темноты, казалось, их выпустила сама ночь.
Они…
И я даже не знал, кто они…
Первый раз я увидел их месяц назад. Нет, раньше… нет, месяц назад. Ну да, я тогда умирал, еще подумал, что это какие-то предсмертные видения в какой-то агонии, вот-вот увижу свое тело со стороны, и полетит душа моя…
Я лежал на земле…
Нет, не на Земле. И не на песке. И не на камне, и не на… К этому, на чем я лежал, не подходило ни одно название, опора подо мной была… как вам сказать… Мягкая, упругая, податливая… чем дальше, тем больше казалось мне, что она была…
Живая.
Я приказал себе не думать об этом.
Просто потому, что живых планет не бывает, да это и планетой нельзя было назвать.
Что-то огромное, чуть вытянутое на полюсах, чуть-чуть приплюснутое вдоль какого-то меридиана, окутанное плохонькой атмосферишкой, греющее бока в лучах безымянного солнца.